И вот теперь Лаурентс.
«Не думать, не думать, моя совесть не в силах противостоять этим мыслям! Похороны! Как я переживу все это? Неужели никто не приедет и не поможет мне? Мне следует думать совсем о другом. Я совсем разбита, разбита всем случившимся, я… Кто-то идет! Знакомые голоса! Знакомые, дорогие голоса!..»
В комнату вошла Суль. За ней все остальные. Лив окружили озабоченные, полные сочувствия родные лица, к ней тянулось множество рук, рядом была мать, ее теплый, ясный взгляд. «Худышка», «возлюбленное дитя»! Без умолку болтала Суль, а рядом был Даг, Шарлотта и все те, кто беспокоился о ней. Но она видела их словно в тумане.
Тенгель остановился в дверях. Он пристально смотрел на свою дочь, которую он в детстве, когда она болела, носил на руках, которую держал на коленях, обучая грамоте, которая, подрастая, нежно и сердечно улыбалась всему миру. И он не узнавал ее! Застывшее, исхудавшее лицо с синяками под глазами, растерянный взгляд, потускневшие волосы…
Отвернувшись, Тенгель закрыл лицо руками. Теперь он понял, что такое ненависть. Лаурентс Берениус и его мать должны были быть благодарны за то, что их смерть была такой быстрой и безболезненной.
Глубоко вздохнув, он вытер глаза. Сколько раз они с Силье думали съездить навестить Лив, хотя она и явно противилась их приезду. Они тактично настаивали на своем, а Лив просила немного подождать, ссылаясь на то, что еще не готова к их приезду, или на то, что Лаурентс в отъезде — а он хочет быть дома, когда они приедут…
Теперь Лив была среди своих. Каждый хотел обнять ее, поговорить с ней. Ее лицо было совершенно безжизненным. Тенгель подошел к ней — и она бросилась к нему в объятия.
— Забери меня отсюда, отец!
— Да, да, — шептал он в ответ, будучи не в силах говорить. — Добро пожаловать домой, дорогое дитя!
Бледная, худая, уставшая, Лив вернулась домой. Она тихо бродила по двору, лишь изредка совершая прогулки в Гростенсхольм, где подолгу беседовала с Дагом. Из всех сверстников Даг был ей наиболее близок. Шарлотта не вмешивалась в их разговоры, предпочитая держаться в отдалении. Лив и Даг гуляли на лугу.
— Будь добра, Лив, скажи, что тебя так гнетет? — в отчаянии сказал Даг. — Я вижу, что что-то не так. Мы все заметили это, после твоего возвращения домой, и тебе не станет легче, пока ты не расскажешь обо всем. Ведь оба они мертвы, Лив! Чего же ты боишься?
— Не решаюсь сказать об этом вслух, — сказала она, ломая пальцы.
— Ты должна сказать! Иначе тебе не отделаться от этого!
Лив кивнула. Помолчав немного, она сказала:
— Я чувствую себя виноватой, Даг.
Он взял ее за руку, чувствуя, какая она холодная.
— Что ты имеешь в виду?
— Я не желала смерти Лаурентса, но мои мысли постоянно возвращаются к тому, что я никогда не пыталась порвать со своей унизительной жизнью! А это, в некотором смысле, все равно, что желать ему смерти, не так ли?
— Нет, это не так. Скорее, это было с твоей стороны просто покорностью.
— Может быть, — неуверенно, но с некоторым облегчением произнесла она.
Они остановились.
— Лив, дорогая, попробуй смотреть на все это как на пройденный этап.
Доверься мне, у меня всегда есть для тебя время и терпенье. Не бойся повторяться, если у тебя есть в этом нужда, гони прочь все ужасное из своей души и тела. И тогда мы сможешь начать все с начала.
— О, Даг! — она склонила голову ему на плечо. — Я никогда не смогу начать сначала. Я подавлена более, чем ты думаешь.
Он обнял ее за плечи.
— Время излечит тебя, оно теперь лучший помощник! Не вешай носа!
Отстранив ее от себя, он мягко посмотрел в ее растерянные глаза. Неожиданно улыбка исчезла с его лица. Оба замерли. Глаза Лив стали огромными, взгляд — беспомощным. Даг затаил дыхание. Страх перед будущим вдруг охватил их обоих. Охнув, она отскочила от него, — и побежала словно перепуганное животное, по лугу, в сторону Липовой аллеи. Даг молча стоял и смотрел ей вслед, не делая ни малейших попыток догнать ее. Он вернулся в Гростенсхольм, оглушенный и встревоженный.
Шарлотта стояла под окном гостиной и подрезала розы, посаженные ее матерью много лет назад.
— Ты один? А я думала, что Лив останется с нами обедать.
Он ничего не ответил, просто стоял и смотрел невидящими глазами на кусты роз. Шарлотта взглянула на него.
— Что случилось, Даг?
Он с трудом проглотил слюну.
— Ладно, можешь не отвечать, — сказала она, продолжая обрезать розы. — Я все поняла, как только ты приехал сюда, когда ты говорил о недоразумении с фрекен Тролле и настойчивом сватовстве Лаурентса.
— Да, в тот раз я бессознательно пришел к тому, как сильно я был ею увлечен. Но я не позволял себе додумывать эту мысль до конца. Ведь Лив была замужней женщиной. Но теперь… сегодня…
Мать не прерывала его, давая ему возможность высказаться.
— Я не понимал этого раньше, ведь мы все время были братом и сестрой, — горячо произнес он. — Но ведь мы не брат и сестра! И я знаю, что Лив чувствует то же самое, хотя это и пугает ее. Шарлотта кивнула.
— Понимаю. Она была ошеломлена, услышав о фрекен Тролле, и, не разобравшись, что к чему, поддалась влиянию и вышла за Лаурентса Берениуса. Лив ведь такая мягкая. А ты… ты был в это время в Копенгагене… Ты был возмущен тем, что она выходит замуж, не так ли?
— Так.
Он резко повернулся, так что заскрипел под ногами гравий.
— Но ведь Вы никогда не одобряли брак между мной и Лив? — сказал он с вызывающей интонацией в голосе. — Она ведь не дворянка!
— Дорогой Даг, как ты можешь говорить это? Разве я когда-нибудь отличалась снобизмом?
— Нет, слава Богу, никогда.
— Думаю, тебе следует вести себя предельно осторожно. Мы все видим, какой ужас испытывала Лив к своему браку.
— Боюсь, — вздохнул он, — что на это уйдет слишком много времени. Может, мне так и не удастся уговорить ее.
— Ее мучают угрызения совести, — кивнула Шарлотта, — Словно кто-то упрекает ее во всем, за что бы она не бралась. Мысль о любви между теми, кто вырос как брат и сестра, может пугать ее еще больше. Бедная девочка! Мы должны окружить ее заботой, Даг!
Он согласился, хотя и не сказал об этом вслух.
Как-то раз все семейство из Липовой аллеи сидело за обеденным столом. Суль обратила внимание на то, что Силье упорно не замечает блюда с пирожными — и язвительно усмехнулась. Тенгель в это время пытался втянуть в разговор Лив.
— Лив, тебе следует подумать о твоем будущем, — сказал он и внимательно посмотрел на нее. — Ты ведь теперь владеешь крупным торговым предприятием.
— Я не хочу быть хозяйкой этого предприятия! — возразила она.
— Тогда тебе придется все продать, — сказал Тенгель. — Нельзя бросать все на произвол судьбы.
