Наконец Йоакиму удалось уложить Шейна на землю.
— А теперь я отойду в сторону. Смотри, Карине! Лежать, Шейн!
Он повернулся, чтобы уйти, и Шейн решил, что ему тоже нужно это сделать. Но опять он оказался не прав. «Как все это занудно», — говорили собачьи глаза.
— Сидеть! — скомандовал Йоаким.
Шейн сел прямо на шмеля. Последовала бурная сцена. Им пришлось уйти с этого опасного шмелиного места. Шейна снова усадили, на этот раз на колючий осот.
Наконец хозяевам это надоело. И они буквально услышали, как пес вздохнул с облегчением.
— Ты хорошо поработал сегодня, Шейн, — сказал Йоаким и погладил его по спине.
Шейн тоже так считал.
Увидев счастливое, сияющее лицо Карине, Йоаким непроизвольно обнял ее.
— Это было здорово, — сказал он. — Завтра мы продолжим.
Она тут же отстранилась.
— Мне уже пора возвращаться в больницу, — сдавленным голосом произнесла она. — Я слишком долго отсутствовала, Ионатан наверняка уже заждался меня.
— Ионатан? — изумленно произнес Йоаким. — Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? Нет, конечно, тебе, в твоем состоянии, никто не осмеливался об этом говорить.
— О чем говорить? — испуганно спросила она. — Что случилось с Ионатаном?
— Да нет, ничего.
Карине схватила его за руку и посмотрела прямо в глаза.
— Я хочу все знать! — сказала она. Йоаким вздохнул.
— И зачем я только сболтнул? — сокрушенно произнес он. — Но, ладно, придется сказать все: Ионатана схватили. И теперь он находится где-то в Германии.
Карине побледнела.
— Когда… это произошло?
— В тот же самый вечер, когда ты… когда у тебя был нервный срыв.
Она окаменела. Ее безоблачной радости как ни бывало. Все было омрачено этим известием. Йоаким хотел взять ее за руку, но она отстранилась. Война отняла у нее брата.
Все снова стало мрачным и запутанным.
И пока все сокрушались о судьбе Ионатана, он жил в условиях, близких к роскоши. В материальном смысле он просто благоденствовал. Но Ионатан никогда не придавал особого значения материальной стороне жизни.
Он чувствовал себя псом в человеческом обличии. Все вокруг так ухаживали за ним, но стоило ему спросить, что все это означает, как на него смотрели с изумлением или вообще делали вид, что не слышат.
Никто не хотел давать ему никаких пояснений.
Людей он встречал совсем немного. Нескольких служанок, угловатых и мужеподобных, одетых в унылую коричневую униформу с такого же цвета галстуком, а также врачей, проходивших мимо в развевающихся белых халатах и болтающих о чем-то, не обращая внимания на окружающих.
И еще посетителей или пациентов, или клиентов, или как их там еще можно было назвать…
Но Ионатан слышал их голоса только на расстоянии или видел, как они прогуливались по парку. Это были мужчины различных возрастов и молоденькие белокурые девушки, флиртовавшие с ними. Все они говорили по-немецки.
Когда Ионатан спрашивал, почему он не встречается с ними, ему неизменно отвечали:
— Позже!
Но, прислушиваясь к разговорам, он понял, что они не уверены в нем. Он был иностранцем. «Пусть пока исполняет свой долг», — сказал один голос. «А потом уж…» И воцарялось весьма зловещее молчание.
В другой раз человек в униформе сказал другому: «Почему не Ульрика?»
И другой кивнул.
Ионатану предоставили отдельное помещение: спальню и небольшую прихожую, в которой стоял диванчик.
Дважды в день его водили в столовую, где он ел в одиночестве после всех остальных.
Затем его запирали.
Из окна комнаты он видел парк и простирающиеся за ним поля. Неподалеку — сбитый самолет. Нос его зарыт в землю, а крылья и хвост торчат в воздухе. Судя по виду, это немецкий самолет. Когда Ионатан слышал переливчатый смех играющих в крокет людей и сопоставлял это с происходившей совсем рядом трагедией, он чувствовал бессильную ярость. Ему не хотелось быть тут. Здесь все было фальшиво.
Но на кормежку он не жаловался, и аппетит у него был отменным. Кто знает, что ждет тебя завтра?
Больше всего он страдал от неведения. Он был настроен на трудовую повинность, но не на это. Сама атмосфера дома казалась ему болезненной. С борцом сопротивления из Норвегии не должны были обращаться так, как с ним. Его содержали почти по-княжески. Да, он пленник, но это не обычная тюрьма.
Среди других «гостей» он не встречал больше той молоденькой девушки. Она куда-то исчезла.
Но на следующий день явилась другая. Ионатан снова был заперт в своей спальне.
Снова всю ночь горела лампочка под потолком.
Но этот раз он решил не спать. Ему хотелось посмотреть, что произойдет.
Если вообще что-то произойдет.
Почти целый час Ионатан сидел на венском стуле, глядя на дверь.
Наконец, он услышал, как в замке поворачивается ключ. Осторожно.
Послышался шепот, хихиканье. Дверь открылась и в комнату проскользнула девушка.
Она была такой же белокурой, как и первая, но на этом их сходство кончалось. Если предыдущая девушка была испуганной и несчастной, то эта — на все сто процентов уверена в себе. Она принадлежала к типу пышнотелых, крупных и сильных женщин. Очень красивая, свежая и кокетливая. И она хорошо знала цену своему очарованию.
— Ты не спишь? — сказала она по-немецки. — Почему?
— Что-то не спится, — пробормотал Ионатан.
Он был страшно рассержен. Опять ему придется спать в одной комнате с девушкой? Что это еще за выдумки?
И хуже всего то, что она уже наполовину раздета. В шелковом халате, напоминающем кимоно, под которым видна обольстительная ночная рубашка из черных кружев.
Совершенно неподходящий костюм для этой упитанной деревенской бабы из Великой Германии.
— Меня зовут Ульрика, — не моргнув глазом, представилась она.
Ульрика? Этого ему следовало ожидать. Чего же они хотят от него?
— А тебя зовут Ионатан?
— Да. Фрекен Ульрика, я понимаю, что вам это очень неприятно. Делить комнату с мужчиной. Люди здесь такие невнимательные!
Изумленно уставясь на него своими большими, круглыми глазами, она звонко расхохоталась.
