Хеннинга осторожно перенесли в дом. Да, его несли по его полю, в его дом в Липовой аллее. Боль немного отступила, но он инстинктивно понимал, что его дочь Бенедикта была не права: надеяться на выздоровление было нечего.
И ему стало так грустно! Хотя в глубине души он и понимал, что слишком стар, чтобы увидеть борьбу Натаниеля за спасение их рода и всего человечества, он цеплялся за призрачную надежду. Ему хотелось дожить до этого.
И вот он сделал такую глупость! Ради того, чтобы унять свой гнев на захватчиков! Какое ребячество! Какое недомыслие!
Врач сделал ему болеутоляющий укол. Но в больницу его не отправили. «Слишком поздно, — сказал врач Бенедикте. — Пусть он доживает свои последние дни дома! К тому же речь идет не о днях, а о минутах…»
Бенедикта сидела возле отца.
Он нетерпеливо повернул к ней голову.
— Что тебе, отец? — спросила она. — Ты что-то хочешь сказать?
— Имре. Мне бы очень хотелось поговорить с Имре. Как ты думаешь, это возможно?
— Ты же знаешь, что на смену Имре пришел Ганд, его сын.
— Да, — ответил Хеннинг, закрыв свои усталые глаза. — Это так. О, как бы мне хотелось поговорить с Марко, мы с ним почти ровесники. Мне так не хватает его! Но его не было здесь так давно, так давно…
Он погрузился в свои мысли.
— Если ты хочешь поговорить с Гандом, я попытаюсь это устроить.
— Да, спасибо.
Выйдя в смежную комнату, Бенедикта сказала своему сыну Андре:
— Он хочет поговорить с Гандом. Я попробую вызвать его, хотя никогда и не встречалась с ним.
Она была единственной в Липовой аллее, кто мог устанавливать связь с удивительными потомками Саги и Люцифера.
Через полчаса кто-то трижды постучал в дверь. Бенедикта открыла. И, увидев статного юношу с медно-рыжими волосами, она приветливо улыбнулась.
— Ты, должно быть, сын Имре? Добро пожаловать, Ганд! Мой отец ждет тебя.
Ганд кивнул и вошел в комнату. Сидящий возле двери Андре встал и поклонился прибывшему.
В глазах Андре вспыхнули искорки. Они с Гандом смотрели друг на друга, пока Бенедикта была в комнате отца.
Наконец Ганд мягко произнес:
— Тебе ведь это известно, не так ли?
— Да.
— Ты единственный, кто знает об этом. Ты всегда об этом знал.
— Да. Но я никому не скажу об этом.
— Прекрасно. Так будет лучше для всех остальных.
— Мой дед… — неуверенно произнес Андре. — Хеннинг Линд из рода Людей Льда?..
— Да, — кивнул Ганд. — Он должен быть спасен, он этого заслужил.
— Спасибо, — взволнованно ответил Андре.
В дверях показалась Бенедикта и помахала Ганду рукой. Тот вошел в комнату, и их с Хеннингом на время оставили одних.
Ганд взял в свои руки старческие ладони Хеннинга и сказал:
— О чем ты хотел спросить меня, Хеннинг? Старик вздохнул.
— Я знаю, что хочу слишком многого… Но мне так не хочется умирать именно теперь. Я прожил долгую жизнь. Мне было всего одиннадцать лет, когда черные ангелы передали на мое попечение твоего деда Марко и его брата Ульвара. Я был свидетелем прихода в мир нескольких поколений. Знаешь, что Тува моя праправнучка? На моих глазах протекала жизнь стольких Людей Льда!.. Но мне бы так хотелось… О, я знаю, что это очень нескромно с моей стороны, ведь я не меченый и не избранный, я самый обычный… Но, как ты думаешь, смогу ли я присутствовать… в качестве какого-то духа… при схватке Натаниеля с Тенгелем Злым? Мне бы так хотелось быть свидетелем этой борьбы! Понимаешь?
Ганд улыбнулся.
— Дорогой Хеннинг, — сказал он, — если кто-то и заслужил того, чтобы присутствовать при этой схватке, так это ты. Ты ведь знаешь, что наши предки причисляют тебя к величайшим представителям рода?
— Нет, об этом я не знал. И я очень тронут этим.
— Среди так называемых «обычных» Людей Льда есть свои великие. Силье, ты сам, еще некоторые… Хеннинг, я учту твое пожелание. В число меченных или избранных духов ты не попадешь, но…
Глубоко вздохнув, Хеннинг торопливо заметил:
— Но я на это и не рассчитываю! Мне бы только взглянуть краем глаза… и этого для меня достаточно.
— Я сделаю все, что в моих силах, — засмеялся Ганд. — Духом ты, конечно, не станешь. Но в судьбоносный день Людей Льда ты проснешься от вечного сна и увидишь все, что произойдет.
— Спасибо, дорогой мой друг! Ах, глядя на тебя, я вспомнил твоего отца Имре. С ним я встречался не так часто, но твоего деда Марко я знал хорошо. Менял под ним пеленки, провожал его в школу, скорбел вместе с ним о его брате Ульваре… Ах, как быстро бежит время, Ганд. Хотя я и прожил такую долгую жизнь…
Действие морфия заканчивалось. На лице Хеннинга появилась гримаса боли. Взгляд его снова затуманился.
— Твой внук Андре очень проницателен, — осторожно заметил Ганд. — Он понял кое-что из того, о чем другие даже не задумывались. И он хотел, чтобы ты узнал об этом — прямо сейчас.
Старик удивленно посмотрел на него.
Ганд сказал ему все.
По щекам Хеннинга покатились слезы радости и грусти.
— Спасибо… — прошептал он. — Спасибо, что ты сказал мне об этом!
Потомок Люцифера приподнял его голову. Хеннинг умер, тихо и безболезненно, чувствуя, что засыпает.
14
Ионатан не мог, конечно, вернуться работать в больницу. Как норвежский борец сопротивления, сбежавший из немецкого концлагеря, он должен был тщательно скрываться. И он начал работать в мастерской Андре в Липовой аллее, хотя эта работа и была не для него, и ему поручали лишь самые простые вещи. Но он был рад, что у него есть хоть какое-то занятие.
Он сдержал свое обещание, данное немецкой девушке. Он послал ей деньги со счета своего отца — со своего счета он посылать не решался, боясь, что его обнаружат. Он надеялся, что она получит эти деньги, но не слишком был уверен в этом.
Он тайком навещал своего старого друга по группе сопротивления, доктора Хольмберга из больницы Уллевол. Ионатану очень хотелось помочь хоть как-то семье Руне, сказать его родственникам, каким хорошим парнем он был и как сложилась его судьба.
Но врач не располагал сведениями на этот счет.
— Если говорить честно, Ионатан, в группе никто не знал, кто такой был Руне. Мы как-то разговаривали о нем, и оказалось, что кроме его имени никому о нем ничего не известно. Он
