Он чувствовал себя в надежном укрытии от немцев и нацистов.
И самое главное: он мог сообщить всему семейству, что Тенгель Злой схвачен и обезврежен — до тех самых пор, пока какой-нибудь идиот не сыграет на флейте его «побудку». Все надеялись, что этого никогда не произойдет. Во всяком случае, пока не повзрослеет Натаниель.
Однажды вечером все собрались в Липовой аллее, чтобы обсудить именно это. Карине к тому времени уже вернулась домой, поскольку не было больше никакой угрозы со стороны Тенгеля Злого, а Рикард и Винни стали приводить туда Туву. Шейн тоже был там, и хотя у Ханне был непрерывный насморк, она не жаловалась. Все были в сборе, кроме Ганда, который, как обычно, находился в своем потайном месте.
Обняв за плечи Натаниеля, Криста сказала:
— Я никогда толком не понимала, что должно произойти, когда Натаниель станет взрослым. Что ему предстоит совершить? Ведь не может же он убить бессмертного?
— Разве вы ничего не поняли? — сказал Хеннинг. — Мне давным-давно говорил об этом Марко. Натаниель единственный, кто обладает достаточной силой, чтобы противостоять духу Тенгеля Злого в долине Людей Льда и найти котел с водой Зла. Если ему это удастся, мы нейтрализуем воду Тенгеля ясной водой Ширы. И тогда с его властью будет покончено. А лишившись власти над человечеством, он не сможет сохранить и свою собственную власть.
— Значит, добро все же сильнее зла? — спросил Ионатан.
Повернув к нему свое сморщенное лицо, Хеннинг сказал:
— Глядя на сегодняшний день и на прошлые времена, трудно поверить в это. Часто, слишком часто зло выходило победителем. Но мы должны верить в победу добра, иначе просто не стоит жить.
— Я не хочу отпускать моего сына в долину Людей Льда, — сказала Криста, покрепче обняв Натаниеля. Абель не присутствовал при этом разговоре, поскольку Криста считала, что ему лучше не знать о таких вещах. Напротив, Йоаким и Давид были здесь. Давид — потому, что сидел за рулем автомобиля, а Йоаким — потому что хотел увидеть Карине. Он соскучился по ней.
— Но ведь Натаниелю предстоит отправиться туда не сейчас, — сказала Бенедикта. — Сейчас это было бы безумием. Ему нужно сначала возмужать.
— Да и потом ему тоже не следует ходить туда… — тихо сказала Криста.
— Знаете, мне не раз приходила в голову одна мысль, — сказал Кристофер Вольден, которому было уже шестьдесят восемь лет. — Хорошо ли мы храним чистую воду Ширы? Не добрался ли до нее Тенгель Злой?
— Он не может даже близко подойти к ней, — объяснил Хеннинг. — Так сказал мне Марко. Мы с Марко примерно одного возраста, поэтому он доверяет мне многие свои тайны. Нет, Тенгель Злой никогда не посмеет прикоснуться к ясной воде. Это для него чистый яд!
— Он-то, возможно, и не прикоснется к ней, — сказал Ветле. — Но он может послать за ней кого-то из своих помощников.
— Они не в состоянии уничтожить ее, — ответил Хеннинг. — Для этого потребовалась бы куда более могущественная сила.
— Мы понятия не имеем о союзниках Тенгеля Злого, — мрачно произнес Рикард.
— На прошлой неделе я провела осмотр реликвий Людей Льда, — сказала Бенедикта. — И все было на местах. Футляр, в котором хранится сосуд, и пробка — все нетронуто.
— Приятно слышать об этом, — сказал Рикард.
— Да. Ясная вода — наша единственная надежда. И еще Натаниель.
— И еще наши многочисленные помощники, — добавил Хеннинг.
Все кивнули, зная, что в случае необходимости, смогут собрать мощные силы.
В последующие дни Хеннинг много беседовал с Ионатаном. Старик заметил, что юношу что-то угнетает.
Наконец он узнал, в чем дело. Мысль о смерти Руне не давала Ионатану покоя. Этот несчастный, смиренный и терпеливый калека закончил свои дни в такой бесчеловечно- жестокой обстановке, погиб от руки подлых палачей. Он пытался спасти Ионатана — и сам лишился жизни.
Эта история потрясла Хеннинга. Он не был, мягко выражаясь, в восторге от оккупационных властей в Норвегии, хотя в Липовой аллее они жили, вопреки всему, в определенной безопасности.
— Я хочу занять твое место в группе сопротивления, — сказал Хеннинг. — Если только они не прочь иметь в своих рядах такого старика, как я.
Ионатан был смущен его словами: вряд ли была какая-то польза от старика, которому уже был девяносто один год, в группе сопротивления! Но как он мог сказать об этом своему любимому родственнику, старейшине семьи?
Хеннинг был не только старым, но еще и мудрым.
— Я все понимаю, — мягко сказал Хеннинг. — Я не гожусь для того, чтобы бегать по лесу и по горам, чтобы стрелять по врагам. Давай забудем об этом, я сказал это не всерьез.
Но он говорил все это всерьез. Когда Ионатан ушел, он подошел к окну и долго смотрел ему вслед.
Он тяжело сожалел о том, что не может участвовать в борьбе. Он ненавидел захватчиков, он с ненавистью смотрел на то, как они хозяйничали в стране, им не принадлежащей, как они грабили норвежцев, лишая их даже самого необходимого, увозили их в Германию, унижали их национальное достоинство.
Хеннинга переполнял гнев. Чтобы хоть как-то успокоиться, он вышел из дома, прихватив с собой молот и кувалду. Ведь из окна он смотрел как раз на большой каменный блок, лежащий на пахоте.
Теперь этот каменный блок был для Хеннинга очень кстати. Он представил себе, что это немецкая оккупационная власть или же сам Гитлер, или тот, кто нес ответственность за плачевное положение Норвегии.
Он шел прямо к камню; на его ботинки налипла грязь, но он не обращал на это внимания. Несколько столетий этот камень символизировал борьбу Людей Льда против своей судьбы. И эта борьба сливалась с борьбой всего норвежского народа.
Он ударил по камню с такой силой, словно от этого зависела его жизнь. Посыпались искры и осколки камня, Хеннинг почувствовал себя богатырски сильным, потому что гнев всегда усиливает физические ресурсы человека.
На самом же деле богатырской силы в нем больше не было. Несмотря на то, что он был необычайно выносливым для своего возраста, он все же переоценил свои силы.
Что-то затрещало у него в груди. Резкая, невыносимая боль в спине, в плечах вынудила его упасть на колени.
Хеннинг, последний из тех, кто носил фамилию Линд из рода Людей Льда, не хотел сдаваться. «Нет, нет, — говорил его внутренний голос. — Я пока не хочу умирать! Я хочу увидеть, как будет подрастать Натаниель, как он будет вести свою борьбу!»
Он упал на землю. Боль была настолько сильной, что у него помутилось в глазах. Но он заметил, что кто-то бежит к нему из дома.
Подбежавший Андре склонился над ним.
— Что ты наделал, дедушка! Тебе нельзя было… Эй, Ионатан, помоги мне перенести его в дом! А ты, Ветле, берись с этой стороны! Осторожнее!
— Отец… — печально воскликнула Бенедикта. — О, Господи! Мари уже позвонила доктору, сейчас он придет… ты выздоровеешь!
