— пока не заметила у него в руке отрубленную женскую голову.
Именно черты того предка проступали теперь в лице Кольгрима.
— Ты не совершил сегодня ничего скверного? — спросила мальчика Сесилия. — Ты понимаешь, что я имею в виду, говоря «скверное»? Это значит никого не обидел, ни человека, ни животное, потому что это непростительно для такого умного мальчика, как ты. И еще — не завязать гардины узлом, не спрятать дедушкины ботинки или что-либо подобное.
На следующее же утро Кольгрим завязал узлом свое постельное белье, и Ирья пришла в ужас.
— Не беспокойся о нем, — улыбнулась ей Сесилия, — мальчик пытается дать таким образом выход своим диким порывам. Это лучше, чем если бы он стал бросаться на людей. Позволь, милая Ирья, я сама развяжу эти узлы, а ты отдохни.
Ирья с благодарностью последовала ее совету. Сесилия подошла к ней и дотронулась до ее щеки.
— Я так рада, что мы теперь с тобой родственники, — шепнула она ей.
Ирья была очень тронута этим признанием.
За обедом Кольгрим бросил ложку с кашей в Лицо Сесилии, чтобы посмотреть, как ей это понравится. В ответ ему в лицо полетела такая же каша, так что он онемел от изумления. Вслед за этим он пришел в ярость, ибо чувство юмора у него отсутствовало напрочь. Но Сесилии удалось его успокоить.
Она вытерла кашу с лица и взяла его на руки.
— И ты, и я, Кольгрим, из одного теста, — сказала она ему. — Мы оба — Люди Льда.
— Сесилия, тебе не следовало бы говорить с ним о Людях Льда, — воспротивилась Лив.
— Почему же нет? Почему надо отрицать ту энергию, которая питает нас? Ты знаешь, Кольгрим, что твоя бабушка умела колдовать?
— Сесилия, перестань! — оборвал ее Даг.
Но она продолжала:
— Да-да, она умела делать это. Она была настоящая ведьма.
Мальчик слушал, открыв рот.
— Многие Люди Льда умели колдовать, мой дед тоже умел, но он предпочитал этим не заниматься.
— Ну и глупо!
— Нет, милый, это вовсе не глупо. Но тебе не следует забывать, что ты не только из рода Людей Льда, но и из рода Мейденов. Ты маленький барон.
— Мейдены — это ерунда, — возразил Кольгрим. — Я хочу колдовать.
— Твоя бабушка, которая, как говорят, была очень красива, умела передвигать взглядом вещи. Об этом рассказывали твои дедушка с бабушкой — Даг и Лив.
Глаза у Кольгрима округлились.
— Передвигать вещи? Как это?
— Ну, допустим, ты смотришь на этот стакан… И вот бабушка могла, глядя на него, передвинуть его ко мне, например. Понял?
Мальчик уставился на стакан:
— Ну, передвигайся же, глупый стакан. Он стоит на месте, — жалобно произнес он.
— А ты как думал? Твоя бабушка Суль училась этому искусству много лет.
Сесилия посмотрела на взрослых и вздохнула:
— Вы знаете, у меня такое чувство, что я это уже пережила. Пугающее и очаровывающее чувство.
Даг и Лив посмотрели друг на друга. От Аре они слышали последние слова Суль: «У меня такое чувство, будто я вернусь назад. В новом, молодом обличий».
Сесилия, разумеется, знала о том, что она очень похожа на Суль. Но ее последние слова она никогда не слышала. Даг и Лив были не очень уверены в том, что она воспримет их правильно. И потом, Сесилия хотела быть прежде всего самой собой. А не каким-то другим человеком, который «вернулся назад».
— Он двигается! — закричал Кольгрим. — Смотрите, тетя Сесилия, — стакан двигается!
— А, ты обманываешь меня, маленький хитрец!
— Я не обманываю!
— Ты думаешь, я не вижу, где твоя рука? Иди ко мне, Кольгрим! Не пойти ли нам с тобой погулять и поискать чего-нибудь по-настоящему ужасного?
— Да! — выкрикнул мальчик. — Мама, я пойду гулять!
Ирья помогла ему одеться, благодаря в душе Сесилию за то, что она уведет мальчика из дома. У Ирьи вот-вот должны были начаться роды, поэтому ей было особенно некогда возиться с Кольгримом. А Лив хлопотала по хозяйству в связи с рождественскими праздниками.
Все были заняты своим.
Повивальную бабку предполагали позвать в самый сочельник.
Сесилия упрекала своего брата:
— Что, ты не мог спланировать это событие более разумно, Таральд? У кого же перед самым Рождеством будет время принимать роды?
— Сесилия, не дергай Таральда понапрасну, — попросила Лив. — Вспомни, какие страдания он пережил в этом доме, когда появился на свет его ребенок!
— Ну, страдания-то достались не ему. И сейчас тоже предстоит мучаться Ирье, а не Таральду.
— Есть же и душевные страдания, Сесилия, не будь такой циничной.
— Вы думаете, я не понимаю всей серьезности положения? — ответила Сесилия и громко выкрикнула: — А где мое маленькое чудовище?
Из ниоткуда вынырнул Кольгрим и забрался на колени к своей обожаемой тете.
— Пойдем, погуляем вместе, малыш, — сказала ему Сесилия. — Думаю, что наша помощь здесь не понадобится. Мама Ирья скоро подарит тебе маленького брата или сестричку. Что ты скажешь на это?
Кольгрим схватил со стола нож и начал тыкать им в пространство. Глаза его загорелись от восторга.
— Нет, знаешь ли! — сурово сказала Сесилия. — Если ты будешь вести себя так с малышом, то я не возьму тебя с собой на большой праздник всех колдунов. Тебе там не посчастливится, ибо выйдет большой-пребольшой тролль — в тысячу раз больше всей усадьбы Гростенсхольм — и спросит: «Хорошо ли вы обращались с теми, кто младше вас?» Потому что это очень важно для троллей, понимаешь.
Кольгрим удивленно кивнул. Он был так очарован рассказом Сесилии, что не мог отвести от нее глаз. А Сесилия продолжала:
— И все ответят «да», — но потом главный Тролль посмотрит на тебя повнимательнее и скажет: «А вот Кольгрим плохо обращался со своим младшим братиком, или сестричкой», — он покажет на тебя пальцем и выкрикнет: «Вон отсюда! Вон! Видеть тебя не желаем, ибо ты не настоящий тролль. Ты плохо обращался с младшими, поэтому больше никогда не будешь с нами!» И все тролли прогонят тебя со своего праздника. Разве ты этого хочешь, Кольгрим?
Он затряс головой.
— Будешь плохо себя вести с малышом?
— Нет, никогда в жизни! А когда мы окажемся на празднике троллей?
— Сначала немного подрасти. Когда ты будешь доставать до вон того щита на стене,
