— Конечно. Больше сейчас не пью.
Легко и осторожно она спросила:
— Ты… встречался со своим другом?
Хейке приходил в себя медленно, но когда до него дошел смысл ее вопроса, он внезапно рассердился.
— Почему ты спрашиваешь об этом именно сейчас? — дал он волю своим чувствам.
Винга была поражена. Никогда раньше она не видела Хейке таким озлобленным. И тем более разозлившимся на нее.
— Я… я хотела только разрядить обстановку. Выйти из этого тягостного напряжения.
Он встал и начал ходить по комнате, срезая углы. Изредка у него вырывались звуки, похожие на беспокойный стон:
— Нет, я его не встречал, но в следующий раз он приедет со мной. Ты довольна?
Винга была в нервном напряжении целый день. Сейчас она просто беспомощно и громко зарыдала.
— Почему ты так рассердился? — пропищала она высоким фальцетом.
Он прекратил хождение, стоял и смотрел на нее. Потом глубоко вздохнул, склонился к ней и спрятал свое лицо в ее коленях.
— Именно этот вопрос и вывел меня из равновесия, — выдавил он из себя. — Сейчас, когда я могу довериться одной лишь тебе, такие проблемы я решать не в силах.
— Да, но я-то как и раньше существую, — прохныкала она, — я не понимаю тебя, Хейке, ведь это был лишь обычный вопрос вежливости!
Он снова поднялся и с раскаянием в голосе произнес:
— Только так? Нет, можешь не отвечать, я, может быть, не вынесу, услышав ответ. Не плачь, сейчас у нас нет для этого времени, прошу, не принимай все так близко к сердцу, ты права, когда тебе кажется, что ты… Нет, не будем говорить об этом! Ты готова? Хорошо, тогда идем.
Она все еще смотрела на него с удивлением, но апатично послушалась его, взяла свою часть ноши, которая была довольно велика.
— Я возьму с собой эти покрывала, — смиренно произнесла она. — Будет на чем сидеть или во что закутаться, если придется долго ждать на холоде.
— Отлично! — ответил он, открыв перед ней дверь.
Они заперли дом и вышли в весенний вечер.
Винга была одета очень красиво, явно заботливо выбирала одежду, думая о том, что ей предстоит. Платье, которого он раньше не видел, было сшито из толстой ткани, напоминавшей парчу, а может это и была парча. Оно ниспадало почти прямо с плеч, с небольшим расширением у складок подола, обшитого мехом. Как сарафан у дочерей русских бояр. Однако этих слов никто из них не знал. «Оделась, словно на праздник, — подумал Хейке. — Достойно того языческого обряда, через который нам придется пройти».
Но сейчас она была опечалена, и это очень беспокоило его. В эту ночь у них не будет ни времени ни возможности предаваться чувствам.
— Винга, прости меня, — попросил он. — Я сегодня не должен был устраивать тебе сцену. Это так несправедливо по отношению к тебе, так эгоистично и излишне.
— Я чем-то взволновала тебя, — тихонько всхлипнула она, когда они покидали Элистранд. Пешком, так как лошади сегодня могли стать им помехой. — Я только не помню, что я сказала плохого!
Он остановился и положил на землю свою ношу. Обнял ее за талию и, стыдясь, прижал лицо к ее щеке.
— У меня был приступ ревности, Винга.
— Ревности? У тебя? Это звучит приятно, Хейке! Но почему?
— Ничего приятного в этом нет, могу тебя заверить! Не хотел тебе рассказывать, но ты так несчастна, а сейчас это ни к чему, иначе ночью будет вдвойне тяжелей. Ты помнишь, как я сказал, что Нильс и ты подходите друг другу? А я хотел, чтобы ты нашла другого! Во всяком случае, чтобы у тебя была возможность выбора. Сейчас, пока не поздно. Но в последние дни мне было трудно, любимая. И сегодня я хотел освободиться от боли, которую причиняют мне мысли потерять тебя, ибо я должен был сосредоточиться полностью на этом ужасном обряде. Поэтому твой вопрос прозвучал в неподходящий момент. Я его воспринял так, как будто ты тоскуешь по Нильсу. Нервы же у меня в тот момент были так напряжены, что я взорвался.
Она погладила его грубые, как у тролля, волосы.
— Я все понимаю, ибо сама испытывала огромное напряжение, поэтому и разревелась. Но не приглашай больше Нильса, если это тебе доставляет боль. С ним приятно побеседовать, но он это не ты! Между вами огромная разница.
Хейке выпрямился и улыбнулся.
— Нильс с удовольствием снова встретится с тобой. Но обо всем этом мы поговорим потом. Сейчас я успокоился.
— Я тоже. И счастлива.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Потому что ты ревнуешь, — шепнула она с двусмысленным блеском в глазах.
Он смущенно рассмеялся и большим пальцем отвел волосы с ее виска. Это было такое нежное прикосновение, что в сердце Винги стало тепло.
Но вот они снова вернулись в пугающее сегодня.
Хейке помог Винге поднять поклажу и взвалил свою и ее часть на себя. Они двинулись дальше. Молчаливые тени в полнолунной ночи.
«Она одета словно для языческого ритуала, — снова подумал он, глядя на шедшую впереди Вингу. — По призыву грядущего солнца, неукротимых сил весны. Весенняя жертва…»
Весенняя жертва? Это слово пронзило его словно холодный звук. Что приносили в жертву в древние времена? Животных… людей? Девственниц?
— Мы возвращаемся домой, — сдерживая дыхание произнес он.
Она остановилась и удивленно посмотрела на него.
— Нет, — сказал он более спокойным тоном. — Мне вдруг стало страшно. Сейчас это уже прошло.
Она больше ни о чем не спросила. Может быть, инстинктивно почувствовала, что не хочет знать большего о его страхе.
— Ты привел в порядок мои долги, — сказала она. — Спасибо! Как тебе это удалось?
— У тебя были средства, о которых ты не знала, — сухо ответил он: подробно о том, откуда появились деньги, он рассказывать не стал.
Экономическое положение начало беспокоить его. Приехав в Норвегию, он располагал достаточными средствами. Но богатство не вечно, особенно в том случае, если у тебя есть маленькая родственница с большим поместьем, которое поглощает деньги. Большая часть средств потребовалась ему и на поддержание в порядке Гростенсхольма. Менгер помог ему поместить деньги в надежные предприятия, но это пока еще не приносило доходов.
Задержка с судом по поводу возвращения Гростенсхольма так же была вызвана материальной стороной дела.
— Во всяком случае, погода нам благоприятствует, — прервала Винга течение его мыслей, когда они достигли опушки леса и их скрыли деревья.
— Для этого времени года, да. Но нам следовало бы подождать до лета.
— На это у нас нет времени.
— Да.
