На лестнице никого. Только какое-то отражение в глазах, на которое, естественно, не стоит обращать внимания.
Нет, лучше лечь в постель. Поездка была долгой, да и вино клонило ко сну. Чувствовал себя тяжело, напряжение не спадало, может, поел слишком плотно, но поскольку он целый день почти ничего не ел, вынужден был лишь с благодарностью довольствоваться легкой закуской на постоялом дворе, должен же он немного позволить себе? Телу только стало приятно, когда он наелся до отвала. Оно стало здоровым и сильным, когда желудок насытился.
Пошатываясь, он руками схватился за перила лестницы и подтянулся вверх. Тяжелые, тяжелые шаги прозвучали по ступенькам. Он протяжно рыгнул.
— Ларсен! Я иду ложиться спать!
Раболепная фигура гофмейстера торопливо вынырнула из его комнаты и мгновенно оказалась в комнате его милости, чтобы заправить кровать.
— Винга Тарк, — ворчал про себя Снивель, поднимаясь на второй этаж. — Проклятая девка! Я собственноручно сверну ее куриную шею. А этот Хейке Линд, ему здесь задержаться не удастся. Может, мне следует послать за ним своих людей, чтоб они притащили его сюда? И позабавиться, глядя, как он медленно и мучительно подыхает? Нет, не стоит. С такими, как он, это может оказаться опасным. Лучше ликвидировать его там, на месте.
Снивель не хотел вспоминать то время, когда он и Сёренсен пытались безуспешно обезвредить этих двоих.
На мгновение он остановился наверху лестницы, чтобы перевести дух. Удивительно, каким чужим кажется дом! Как будто… как будто кто-то сидел и смеялся над ним?
Что за абсурдная мысль? Может, вино было не совсем хорошим. Плохое вино рождает дурные мысли.
Он поплелся дальше. В свою комнату.
Там он тяжело свалился на кровать и позволил Ларсену снять с себя ботинки, которые он давно не сбрасывал с ног. С трудом стащили с него дорогой дорожный пиджак.
Снивель застонал от напряжения.
— Не желает ли ваша милость, чтобы я немного погладил вас вечером? — спросил Ларсен. — Может, небольшой массаж через часок?
— Нет, — проворчал Снивель. — Я хочу спать.
Общими усилиями с трудом была снята остальная одежда, и его милость перевернулся на кровати. Ларсен, любезно улыбаясь, укрыл судью, погасил свечи и почтительно отступил.
Только что назначенный гофмейстер на минуту задержался в проеме двери и внимательно посмотрел на огромного человека в постели, который мгновенно заснул, одурманенный целым графином вина. Судья был так грузен, что лежал в середине огромной постели, словно в яме. Кровать пришлось укреплять железом, чтобы он не провалился. Поскольку сейчас он лежал на спине, он сильно и шумно храпел. Храп звучал словно раскаты настоящего грома.
Бледное лицо Ларсена, подсвеченное снизу свечой, как обычно ничего не выражало. Никто не мог догадаться, какие чувства испытывает он к судье.
И менее всего сам судья.
Но правда заключалась в том, что Ларсен был лишен воображения, чтобы чувствовать неприязнь к этому моржу, развалившемуся на кровати. Он исполнял свои обязанности строго и бесстрастно. Пусть судья обращается с ним, как ему хочется. Это его не волнует.
Может Снивель иногда представляет себе, что Ларсен испытывает к нему нежность? Ну и пусть, но это в любом случае самообман. Ларсен не чувствует ничего. Все, что судья приказывает ему, он воспринимает без внутреннего сопротивления.
Потому что Ларсен очень хорошо знает одну вещь: у Снивеля нет наследников, и он уже не молод. Ларсен же относительно молодой человек. Если будет вести себя по-умному, добьется того, что судья будет испытывать настоящую симпатию к нему, тогда, может быть, в один прекрасный день он унаследует все, чем тот владеет.
Во имя этого стоит потрудиться, выполнять все своеобразные поручения. Есть смысл промолчать обо всех причудах, которые он видел и переживал в спальне судьи. Снивель должен испытывать доверие к нему. В противном случае все пойдет насмарку, тогда бросайся головой в омут, не будет никакого наследства!
Но сегодня его повысили. Стал гофмейстером. Это хороший признак.
Снивель хотел нанять вместо него нового камердинера. Этого случиться не должно! Никто не отнимет наследства у Ларсена.
Когда он точно узнает, что судья в завещании назначил именно его, Ларсена, наследником всего… Тогда Снивелю не потребуется долго жить, не так ли?
Однако Ларсен был слишком хитер, чтобы позволить себе говорить такое вслух.
Хейке Линда из рода Людей Льда Ларсен не боится. Слуга не мог даже представить себе, что кто-то способен победить судью Снивеля.
Не мог он понять и разговоров слуг о том, что в доме появились привидения. Он ничего подобного не замечал. Ларсен был материалистом. Призраков в мире не существует, довольно болтать об этом!
Снивель перестал храпеть, долгое время не дышал. Затем раздался грохочущий звук стокатто, который перешел в мощный храп.
На Ларсена это не произвело впечатления. Вообще никакого. Конечно, судья время от времени выдвигает неприятные требования, когда ему необходима интимная помощь, но Ларсен воспользуется и этим. Единственный недостаток состоял в том, что Снивель был слишком тяжел, и это было весьма неудобно. Но Ларсен охотно готов к совместным действиям и может предложить много хорошего. Когда он хочет, то у него появляются намеки на воображение.
Судья, несомненно, доволен им.
И, как уже сказано, эта громадина не будет жить вечно.
Ларсен бросил последний взгляд в комнату и ушел.
Но его глаза кое-чего не увидели.
Сверху на спящего с храпом Снивеля смотрели другие глаза. Полные ожидания коварные усмешки окружали его.
План сражения, разработанный долговязым повешенным предполагал удаление из поместья слуг и работников одного за другим.
Сначала самых незначительных.
То, что так рано сбежал гофмейстер, было небольшой ошибкой. Одну из обольстительнейших фей охватило такое желание соблазнить бедного мужчину, что она повела себя неосторожно. За что получила выговор от долговязого повешенного. Во всем должен быть порядок. Да и управляющий слишком рано увидел то, чего не должен был видеть. Привидение, сидевшее на коньке и колотившее пятками по крыше, оказалось на самом деле гораздо более незначительной персоной, старой поломойкой. Но так уж случилось, что управляющий покинул поместье первым, и поскольку он был заботливым главой семьи, прихватил с собой и всех своих родичей. Это вызвало некоторое беспокойство в среде невидимых существ.
Но удовольствие все же они получили!
Сейчас начиналось самое веселое. Судья, их заклятый враг, вернулся домой.
Все они хотели, чтобы в Гростенсхольм вернулись Люди Льда. Никогда им не было так
