Эльдар остановился. Выпрямился и, посмотрев на нее сверху вниз, сказал:
– Неужели вы никогда не понимали, что значит быть человеком с хутора Черный лес?
– Ну, конечно, – резко произнесла в ответ Виллему. – Гордость, высокомерие и наплевать на остальных!
Какое-то мгновение она видела в его глазах нечто иное – усталую горечь и смирение.
– Нет, – сказал он тихо, – нет, вы чего-то не понимаете.
К своему удивлению, она не нашла, что сказать в ответ.
В этот момент между деревьев мелькнули небольшие строения Свартскугена.
Виллему никогда не была здесь, только видела хутор издалека с заросшей можжевельником горной гряды. Хутор был неплохим, по размерам превосходил другие хутора, но он принадлежал Гростенсхольму, а это значило, что жившие здесь люди изредка обязаны были отбывать поденщину в поместье. Однако они редко выполняли эту свою обязанность, и Мейдены, если бы пожелали, имели полное право выбросить их из принадлежавшего им дома. Но Мейдены этого не делали. Лишать людей дома было не в их обычае.
Каждый раз, когда Виллему видела с какого-либо наблюдательного пункта на горной гряде этот хутор, в ней все содрогалось. Над Черным лесом всегда витала атмосфера скрытой болезненной неудовлетворенности. Такой, о которой в открытую не говорят.
У всех на памяти еще была старая омерзительная история о том, как основатель рода сожительствовал с двумя своими дочерьми и ему за это отрубили голову. Убитый, оставшийся лежать в лесу, родился в результате эти связи старика с одной из его дочерей. Эльдар – другое дело. Он был сыном внука того старого мерзавца.
Виллему не знала, сколько людей жило в Черном лесу, и как разветвлялся их род. Говорили, что потомство грехов старика было небольшим, но она думала, что все они были плодами этого прегрешения.
Основатель их рода был самостоятельным хозяином, владельцем такого же поместья, каким владели Люди Льда в Липовой аллее. Но потом сам довел его до такого упадочного состояния, что самостоятельность была утрачена. Осталось лишь одно название Черный лес.
Однако до Виллему доходили слухи, что в уезде даже отбросы общества с презрением относятся к жителям этого хутора, но свартскугенцы сами виноваты в своей изоляции.
Все они, как ей всегда казалось, были настоящими подонками. Однако сейчас ее уверенность в этом несколько пошатнулась. Имеет ли она право осуждать их? Слова Эльдара заставили ее усомниться. На что он намекал? Уж не на то ли, что она, как и все другие в окрестности, содрогались от неприязни и смешанной со страхом злобной радости, думая о том ужасном преступлении его прадеда? Неужели его потомство должно страдать от этого, так же, как страдают Люди Льда от грехопадения их прародителя?
В приступе сочувствия и некой взаимосвязанности она повернулась к Эльдару, но увидела в его глазах только бездонную ненависть. Этого и следовало ожидать. Так приходится им защищаться от осуждения, которое оказывают им жители уезда.
Она вспомнила свою давнюю встречу с Эльдаром и Гудрун. Тогда Ирмелин пригласила их зайти в Гростенсхольм и отведать сока и печенья. Эльдар колебался и, казалось, готов был принять приглашение. Сестра же была тверда и отвергала любую возможность контакта.
А сейчас и Эльдар был, подобно Гудрун, жестоко агрессивен.
Можно ли этому удивляться?
Эльдар стал чрезвычайно интересным мужчиной, этого она отрицать не могла. Он пробудил в ней то бесовское чувство, которое постоянно пытались погасить в ней ее дорогие родители. Ибо они знали, что оно всегда предвещало очередную дикую выходку.
Однако здесь Виллему была намерена владеть собой. Она решила относиться к Эльдару нейтрально обходительно, несмотря на его воинственное настроение.
Он остановился на опушке леса. Перед ними лежали низкие дома Черного леса. Крепко ухватившись за ветку дерева, чтобы удержаться на ногах, он произнес:
– Теперь вы можете убираться к черту. Я справлюсь сам.
Виллему сразу же забыла о своих благородных намерениях быть с ним обходительной.
– Как хочешь, – с некоторой злостью сказала она, ибо видела, что дальше он идти не хочет.
– Вот корзина с едой для вашей семьи.
– Мы не хотим вашей гнили, – зло парировал он.
– Можем отвернуться, и ты украдешь корзину, – ответила она. – Совесть твоя будет чище от этого?
– Ты, кобыла из преисподней, – медленно выговаривая слоги, сдержанно произнес он, сознательно забывая унижающие слова, которые только что выслушал: – Жаль мне того черта, кто женится на тебе!
– Здесь тебя постигнет неудача. Я вовсе не собираюсь замуж. А ты, во всяком случае, можешь не беспокоиться. О тебе я могу подумать лишь в самую последнюю очередь.
– О, Боже меня упаси! Это… – он заметно побледнел, рука, державшаяся за ветку, задрожала от напряжения, и Никлас поймал его во время падения. На какое-то мгновение Эльдар оказался недоступен злым умыслам этого мира.
