Сёльве.
Елена постучалась и в эту дверь.
За ней воцарилась мертвая тишина.
Она открыла ее, чувствуя себя неловко из-за того, что нарушает его покой. Но если он лежал там беспомощный…
В спальне было совсем темно. Сквозь дверной проем в комнату проникал свет, и она могла различить отдельные предметы.
Большой, четырехугольный ящик занимал большую часть помещения.
Но…
Сначала Елена не поверила своим глазам.
На нее смотрело какое-то существо. Маленькое, беззащитное создание смотрело на первую женщину в своей жизни. На первого человека за несколько лет, за исключением его охранника.
Тишина ощущалась как дыхание вечности.
10
— О нет! — простонала тихо Елена. — Нет, нет, нет!
Мальчик сидел в такой тесной клетке, что ему приходилось подгибать голову и колени. На нем была только очень грязная рубашка, да и сам он был очень грязный, а не знавшие стрижки волосы свалялись в бесформенные клубки. Они свисали ему до пояса, и Елена поняла, что вся голова должна быть покрыта струпьями. Ногти были длинными и напоминали когти. А когда глаза Елены привыкли к темноте и она разглядела его лицо, то вся задрожала.
«Пресвятая Мария, — подумала она. Быть может, мне надо бежать, чтобы спасти свою душу?..»
Нет. Жившее в ней сострадание взяло верх. Она не двинулась.
Его лицо изумило ее, она никогда не видела ничего подобного. Быть может, что-то похожее было в Библии, хранившейся у стариков в деревне, в которой был изображен дьявол.
«Но ведь и черти могут страдать», — подумала она в отчаянии, напуганная до смерти и охваченная такой сильной жалостью, что задрожала всем телом.
Его лицо было диким, костлявым и страшным, оно отталкивало — но и странным образом притягивало к себе. «Вот она, власть дьявола, — подумалось ей. — У дьявола всегда была такая притягательная сила». Она снова перекрестилась, не зная, в который раз с тех пор, как вошла в комнату.
Все в нем было ужасно и карикатурно. Непропорционально широкие и высокие скулы, широкий и плоский нос, раскосые глаза, рот, похожий на волчий, острый и узкий подбородок.
А этот цвет глаз, который она рассмотрела сквозь космы волос! Такие глаза она уже видела!
До нее стала доходить ужасная правда.
Быть может, мальчик и не был дьяволом. Если только сам Сёльве не был Властителем тьмы.
Нет, в это она не могла поверить! Этого просто быть не могло. В отце ребенка было так много человеческих черт!
Постепенно она пришла в себя и смогла выдохнуть и шелохнуться. Она упала на колени перед клеткой и разрыдалась.
— Бедный мой мальчик! Что же они с тобой сделали!
Она сказала «они». Так ей казалось лучше.
Как только она коснулась клетки, из нее послышалось глухое, угрожающее рычание, и ребенок прижался к задним доскам клетки. Елене показалось, что он рычит просто от страха.
Засов клетки был очень прочным, а «прутья» сделаны из настоящих бревен. И все же ей показалось странным, что мальчик не пытался выбраться на волю. Быть может, он просто не понимал, что это ему по силам? Ведь он, наверно, провел в клетке всю свою жизнь и просто не догадывался, что существует другой мир? Думая, что так и должно быть…
— Красавцем тебя не назовешь, — сказала она на своем языке, которого он не мог понять. — Но ты же человек! Или уж во всяком случае живое существо! Господи, что же мне делать?
Она подумала о Сёльве, который неотступно присутствовал в ее мыслях с тех пор, как она увидела его впервые. Вспомнила, какое тепло при этом испытывала, сколько хотела для него сделать.
Потом посмотрела на странное существо в клетке, которое могло быть страшно опасным — не поэтому ли Сёльве держал его в клетке — и совсем растерялась.
Ее вновь потрясли бурные рыдания, за слезами она едва различала клетку, все расплывалось перед ее глазами. Ей казалось, что она видит всех дьяволов преисподней, желтые глаза сверкали, но ей представлялась ласковая, застенчивая улыбка Сёльве. Как же много взвалилось сразу на ее плечи!
Но Елена была добросердечной женщиной. Дьявол или нет — она просто не могла смотреть на это!
Компромисс?
Да, так будет лучше всего. Быть может, это не самый смелый выход, хотя, если честно, она тоже боялась мальчика. Но чувство сострадания было все же сильнее.
— Ты моя бедняжка, — прошептала она, возясь с замком клетки. — Не сердись, что сейчас я не смогу тебя взять с собой, но я простая, напуганная девушка, случайно подружившаяся с твоим отцом. Не знаю, почему он так плохо с тобой обошелся, да и не уверена, что поступаю верно, но смотреть на это я просто не могу!
Не успела она коснуться клетки, как ее обитатель попытался напасть на руки Елены. Оскалил зубы и заурчал так, что она сразу отпрянула.
— Тихо, тихо, — сказала Елена дрожащим голосом. — Я же хочу тебе помочь! Какой противный замок!
В конце концов ей удалось справиться с хитрым засовом. Дверь в клетку почти не открывали, подумалось ей.
— Вот и все, — сказала она. — Теперь дверь удерживает только веточка можжевельника. Тебе придется самому вынуть ее, понимаешь?
Куда там, ничего он не понимал. Во всяком случае, если судить по его непрекращающемуся рычанию.
Елена поспешила выйти из комнаты, забрала с собой стираные вещи и заперла наружную дверь так же, как было до нее. Веревку, однако, она не стала заматывать, чтобы мальчику было легче выбраться — если он того захочет.
И бегом бросилась домой.
«Боже мой, мне надо поговорить с кем-то, — думала она в панике, наблюдая через маленькое окошко за соседним домом. — С Миланом? Или со священником, мне надо пойти в церковь помолиться. Но я же не знаю. Не знаю, правильно я поступила или нет».
Ее пронзила холодная, неприятная мысль.
«Сёльве!»
Как она теперь сможет с ним встречаться?
Теперь она не сможет вести себя так, как раньше.
Чистые, нежные отношения между ними закончились навсегда. Что бы ни произошло.
