Эмма на секунду прикрыла глаза. Как объяснить ему, что иллюстрации к книге и картины – не одно и то же? В иллюстрациях нет чувства – это всего лишь цвета, линии и формы, передающие сходство, тогда как в картинах оставлена частичка ее души. Джейк может сколько угодно твердить, что она талантлива, но ведь он не разбирается в искусстве, разве он сам не признался в этом? А вот она, побывав в галерее Кэти, может с уверенностью и… горечью сказать, что ее картины далеки от некоторых работ, выполненных истинными мастерами. Может, она могла бы стать настоящим художником, но ведь для этого надо рисовать не только в свободное время – этому занятию нужно посвятить всю жизнь. Как, например, делает ее сестра. Люси пошла наперекор воле отца, поэтому может рассчитывать, что из многообещающей студентки превратится в талантливого музыканта. Эмма почувствовала укол в сердце. А что мешало ей поступить так же? Ведь отец, хотя и бранит Люси, не перестал ее меньше любить. Как это могло произойти с ней? Она ведь могла бы стать художником. Она хотела им стать. Теперь же скрывает свою любовь к рисованию, словно это преступление…
Эмма тряхнула головой, отгоняя от себя неприятные мысли, и вдруг поняла, что звонит телефон. Должно быть, он звонил уже долго, потому что включился автоответчик.
– Привет, Джейк, это Саманта. Я слышала, что ты в городе, но никак не могу до тебя дозвониться…
Барби номер два? А сколько их всего у Джейка? Все поплыло перед ее глазами. Больше Эмма ничего не слышала, раздираемая болью и ревностью. Она ведь знала, что он за человек. Тогда почему же у нее так сильно болит сердце? Другое дело, если бы она его любила. У нее перехватило дыхание… Неужели?.. Если она его не любит, то почему, когда он не с ней, она скучает и ждет его звонка? Откуда это желание, чтобы он принадлежал только ей одной, и почему она ревнует его к другим женщинам? Значит, все очень просто. Она его любит.
– Эмма?
При звуках своего имени Эмма вздрогнула и только тогда поняла, что автоответчик молчит, а Джейк выжидающе смотрит на нее. Она собралась с мыслями, вспоминая, о чем они говорили.
Ах да, почему она рисует иллюстрации к книге и не желает устроить выставку своих работ. Джейк хочет, чтобы она обсуждала с ним картины, когда только что разбил ей сердце?
– Тебе этого не понять, – стараясь, чтобы ее голос не дрожал, произнесла она. – Ты просто не имел права фотографировать и посылать мои картины другим без моего разрешения. Это нарушение прав интеллектуальной собственности, если ты об этом не знаешь. – Она закрыла глаза. – Пожалуйста, давай закончим на этом. Мне нужно лететь обратно. У меня еще полно дел, которые я должна была сделать в эти выходные.
Джейк сощурил глаза.
– Еще рано ехать в аэропорт. Почему бы нам до твоего отлета не сходить куда-нибудь?
– Перестань! – ее голос повысился до крика. – Я не хочу, понимаешь ты это или нет?
– Я всего лишь беспокоюсь о тебе. Ты и так много работаешь.
– Ну и что? Я всю жизнь только и делаю, что работаю, поэтому не стоит волноваться по таким пустякам, – не скрывая сарказма, сказала Эмма. – Я должна закончить иллюстрации для Маргарет. И Макс уже давно ждет полугодового отчета. Я не могу больше с ним тянуть.
– Если Макс скажет тебе «прыгай», ты ведь прыгнешь, верно? – На скулах Джейка заходили желваки. – Ты уже давно взрослая, а все никак не можешь научиться ставить свои личные желания выше, желаний других, когда это необходимо. Почему бы хоть раз в жизни не сделать то, что хочется тебе, а не то, что нужно другим? Возьмем, например, твои картины. Что значит «я рисую для себя»? Ты закрываешься этими словами, словно прячешься от чего-то. Или кого-то. Может, я и впрямь поспешил с выводами. Настоящий художник не может быть трусом.
Эмма не могла больше этого выносить. Его слова были как нож в сердце, потому что это было правдой.
– Кто ты такой, чтобы судить! – выкрикнула она. – Между нами все кончено, ясно? Конец. Я уезжаю немедленно.
После ее слов настала оглушительная тишина.
– Вот как, – наконец ровно произнес Джейк. – Хорошо, я вызову такси.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Самолет благополучно приземлился, и только тогда Эмма вспомнила, что так и не спросила, когда Джейк возвращается. Хотя какая теперь разница? Выходные, которых она ждала с таким нетерпением, обернулись настоящей катастрофой.
Чтобы забыть о сверлящей боли в сердце, Эмма взялась заканчивать иллюстрации. Ночь прошла за работой. Наутро Эмма была совсем без сил, и ей безумно хотелось спать. Однако был и плюс: от бессонной ночи и переживаний накануне она настолько отупела, что почти не чувствовала боли.
Она положила иллюстрации в конверт и, повинуясь какому-то порыву, сняла две картины и аккуратно их упаковала. В восемь утра за ними приехал курьер. Дороги назад не было.
Вечером Эмма, едва стоя на ногах, вернулась домой и сразу завалилась спать. В два часа ночи она встала, морщась, выпила пару чашек крепчайшего кофе, стараясь не думать, что именно такой любит Джейк, и села за отчет.
Утром, когда она вошла к себе в кабинет, зазвонил телефон. Ее пульс подскочил. Кое-как совладав с волнением, Эмма подняла трубку и услышала возбужденный голос Маргарет:
– Эмма, твои иллюстрации просто чудо!
– Здравствуйте, Маргарет.
Слова с трудом шли с языка. В ней теплилась надежда, что, может, звонил Джейк… Вздохнув, Эмма заставила себя вернуться к тому, что говорила Маргарет.
– Спасибо. И за картины тоже. Я просто в восторге. Почему ты об этом мне ни разу не говорила? У тебя талант.
