– Тебе следовало бы рассказать мне об этой девице, признаться…
– Признаться? Я не преступник. До сих пор мне везло. Через неделю я бы поехал с ней в Италию. Я придумал Милан для тебя. Милан – слишком серьезно. Сорренто. Туда едут влюбленные.
Я не испытывала злости. Мы говорили спокойно, чувствовали себя почти непринужденно.
– Как бы то ни было, я должен тебе сказать, Лоранс. Я тебя очень люблю. Я тебя уважаю.
– Ты меня уважаешь.
– Ну да, не все мужчины действуют так осторожно, как я, чтобы не оскорбить свою жену. У тебя никогда не было ни малейшего подозрения.
– Не было. Ну так что же?
Я должна была оценить искусство его вранья. Даже поаплодировать.
– Что ты собираешься делать после поездки в Италию?
– Как всегда, отправиться к маме.
– Она в курсе?
– Что ты! Нет. Я продолжила:
– Теперь, когда нарыв созрел, я в курсе событий, ты чувствуешь облегчение и свободу? Не так ли?
– Свободу?
– Да, свободу.
– Наша жизнь не изменится, – сказал он. – Но мы будем не так напряжены. Нет нужды говорить, что я предлагаю тебе жить лучше. Спи с кем хочешь. Я не против. Я тебе буду способствовать в этом.
Я не узнавала Марка. Я его теряла. Это был кто-то чужой. Я возразила.
– Я вышла замуж не для того, чтобы искать приключений. Но чтобы быть верной. Единственное, что я ценю в браке, – это верность.
Он поставил чашку с кашей.
– Лори, – сказал он, как говорил в минуты нежности. – У тебя была довольно бурная жизнь до того, как мы встретились…
– К счастью.
– Вот… Но не у меня. Две или три краткие интрижки, потом девица, с которой я жил. Затем я встретил тебя.
Он встал, вышел и вернулся с очками в золоченой оправе на носу.
– Ты собираешься читать?
– Нет, у меня болит голова. Очки мне помогают. Мне придется носить их постоянно.
Мне нравилась его голова интеллектуала. Он вздохнул с облегчением.
– Лори, уверяю тебя, я не изменял тебе на протяжении четырех лет.
– Четыре года?
– Да. Ни одного взгляда на другую женщину, ни одного тайного желания, никакого волнения.
– А по истечении четырех лет… Кто была первой?
– Девушка на пляже, в семь утра. Наполовину в воде, в двухстах метрах от ночующих в палатке.
Я встала. То, что я узнала, было хуже того, что увидела на Буасси-д'Англа. Я подошла к Марку, надеясь оказаться в его объятиях, села рядом с ним. Мы молчали. Потом он спросил с нежностью:
– Может быть, откроем бутылку вина? Это лучше, чем шампанское или виски.
– Нет. Мне противен алкоголь. Ты хочешь захмелеть, чтобы легче меня обвести вокруг пальца, чтобы подбодрить себя. Уже давно тебе надо выпить перед тем, как заняться со мной любовью.
– Это правда, – сказал он. – Мне это помогает. Что-то надо.
Я воскликнула:
– А любовь?
– Нужна определенная доза ее, чтобы это получалось, Лори. Ты же любишь сладкое…
– Тебе это хорошо известно.
– Ты очень любишь профитроли в шоколаде и лимонный пирог…
Я попала в западню.
– Пирог с лимоном люблю.
В этот момент на его лице появилось незнакомое выражение.
– Кусок лимонного пирога каждый день, летом и зимой, в Париже, за городом, в поездке, целых восемь лет. Пирог с лимоном постоянно. Прекрасно знаешь, что никогда не сможешь доесть. Никогда. Это отбивает аппетит. Нет?
