– Ты меня сравниваешь с лимонным пирогом? Я даже не могла расплакаться. По-видимому, я была похожа на сову в солнечный день.
– Тебе воды? – спросил он.
– Да. Но очень холодной.
– Постараюсь принести.
Несколько кубиков льда оставалось в холодильнике. Марк принес два стакана холодной воды.
– Скажи…
– Да.
– Где ты подобрал эту девицу?
– Подобрал?
Это задело его мужское самолюбие.
– Девушка. Неопытная… Она была девственницей.
– Жалкий тип, – воскликнула я. – Она тебя заставила поверить в то, что была девственницей.
– Какими бы ни были времена, но всегда есть период, когда девушка целомудренна, – сказал он, раздуваясь от волнения, как петух, у которого смяли гребешок.
Я произнесла со злостью:
– Дев-ствен-ни-ца.
Мне даже было смешно. От отчаяния. Марк, шокированный моим смехом, босой, в распахнутом халате, терял свое достоинство и походил на эти гигантские статуи во Флоренции, где мраморные самцы, прикрываясь фиговым листком, выставляются на обозрение посетителей. Значит, можно внушить все, что угодно, тридцатишестилетнему типу, который так и не сумел избавиться от своих юношеских комплексов.
– Но почему тебе так смешно?
Я представила Марка изображенным на монументальной фреске. Марк на плафоне Сикстинской капеллы. Он мстительно грозит пальцем дьяволу, а внизу, вытянув шеи, им любуются японские туристы.
– Ты прекратишь смеяться?
– Да.
Я не осмеливалась посмотреть на него. Уставилась на свои ноги.
– Лоранс…
Я подняла голову, представила, как он сражается со своей девственницей, изображая героя в духе Гарри Купера, предпочитающего альковы пивнушкам в ковбойских фильмах, я представляла, как он демонстрирует запятнанную кровью простыню шепчущейся толпе, собравшейся под балконом дворца. Сеньор лишил девственницу целомудрия. Я каталась от смеха по полу. Он наклонился надо мной.
– Это – нервный смех. Тебе положить компресс на лоб?
Я поднялась и направилась бегом в ванную комнату. Умыла лицо и вернулась, успокоившись. Но, посмотрев на него, снова зашлась от смеха.
– Я ничего не могу поделать, я тут совершенно бессильна. Запахни хотя бы халат. Послушай, Марк… Такому типу, как ты, можно рассказывать что угодно.
– Мне ясно, что ты ревнуешь. Она красива, Джеки.
Он выделил слово «красива». Мне слышалось «beautiful, carissima, lovely, прекрасная». Я вернулась к действительности.
– Иностранка?
– Нет, француженка.
– Почему Джеки?
– Жаклин на современный лад. На англосаксонский манер. Ее мать «in».
– В курсе чего?
– Всего. Она держит нос по ветру.
– Где она тусуется?
– Кто? – Марк был в трансе. – Мать? В лаборатории.
– В лаборатории?
– Я спал сначала с ней.
Я перестала смеяться.
– Ты изменял мне с матерью?
– Она примерно твоего возраста…
– Тридцать два года?
– Нет, тридцать пять. Но это одно и то же.
