В этом можно было усомниться. Раненый был закутан в синюю шинель без нашивок и значков. Голова была забинтована от волос до подбородка. Видны были только закрытые глаза: раненый спал, несомненно он совсем обессилел.
– Офицер? – повторила, подходя, госпожа Фламэй?
Морской врач посмотрел на госпожу Фламэй:
– Да, сударыня, офицер, морской офицер, недавно раненный в Адриатическом море. Серьезный случай: голова очень повреждена, только одни глаза, почти чудом, остались невредимы. Тулон потребовал его эвакуации в Париж. Я сам только что переменил все повязки в санитарном поезде. Его надо лишь оставить отдыхать до завтра.
Госпожа Фламэй подняла голову:
– В Адриатическом море, доктор?
– Да, сударыня: во время сражения, в котором мы потеряли миноносец № 624… В самом деле, вы может, не знаете? О гибели миноносца № 624… не было сообщено в газетах…
Носилки со своим эскортом приблизились к палате № 8. Маркиз Трианжи предупредительно отворил дверь. Госпожа Фламэй вошла первая и облокотилась о постель.
– Ах! – воскликнула она, – миноносец № 624 погиб?
– Целиком, – подтвердил морской врач, – со всем своим экипажем.
– Ой!
– Ой!
– Ой!
Несколько сиделок вскрикнули. Госпожа Фламэй, как и другие, вскрикнула самым благовоспитанным образом.
Морской врач извинился:
– Я только что был, вероятно, груб… Извините меня, сударыни… Я не представлял себе, что участь миноносца № 624 сколько-нибудь касается вас…
Госпожа Фламэй спросила:
– Миноносцем № 624 не командовал ли лейтенант, которого звали господин де Фольгоэт?
– Да, сударыня, господин де Фольгоэт убит.
Говоря это, морской врач сделал шаг к госпоже Фламэй, глядя на нее так, словно он предчувствовал, что смерть господина де Фольгоэта могла быть для нее довольно тяжелым ударом. Но госпожа Фламэй оказалась безупречна в своем стоицизме.
– Ах! – сказала она только. И тотчас заговорила снова:
– У господина де Фольгоэта был, мне кажется, старшим офицером мичман господин Арель?
– Да. Также убит.
– Ах!
Морской врач посмотрел на госпожу Фламэй со странным и напряженным любопытством:
– Сударыня, – сказал он, прощаясь. – Если вы желаете самых подробных сведений о гибели миноносца № 624, никто не в состоянии лучше сообщить вам их, чем этот раненый, который принимал участие в том бою… это мой друг… Позвольте мне поручить его вашим особенным заботам.
– Конечно, – сказала госпожа Фламэй. – Рассчитывайте на меня, доктор.
Через минуту раненый, который не открывал глаз, был положен на механическую постель, как того требовало его состояние, и морской врач жал ему обе руки с видимым волнением:
– Мой бедный, старый друг, вот ты и находишься там, где ты хотел быть, правда?.. Желаю тебе успеха. До свиданья. Не отвечай. Не утомляйся!..
Раненый сделал, как ему было сказано, не открыл ни рта, ни глаз.
– Я была очень, очень привязана к этому маленькому Арелю… и к Фольгоэту также, само собой разумеется, – шептала госпожа Фламэй, которую маркиз Трианжи совсем укрыл в своих утешительных объятьях. – Очень привязана. Не то, чтобы между нами когда-нибудь было…
– Никто этого не думает! – заявил решительно маркиз.
– Это были мои любимейшие товарищи… и знать, что они оба умерли, умерли таким образом…
– Так славно, но так жестоко…
– Да…
Он держал ее теперь, крепко прижимая к себе, и она отдавалась, в общем вполне довольная, что вновь нашла, без долгих ожиданий, успокоение в чьих-нибудь объятиях. Маркиз Трианжи, Боже мой! Ему можно было всецело довериться, без стыда…
Конечно, это человек не такой молодой, как Арель, не такой мужественный, как Фольгоэт… Но ведь Арель и Фольгоэт умерли, не так ли?
Маркиз Трианжи дошел до того, что поцеловал долгим, долгим поцелуем губы госпожи Фламэй, и госпожа Фламэй совсем не сопротивлялась…
Все это происходило у самой постели, на которой лежал неизвестный раненый, морской офицер. Его глаза одни виднелись между двумя полотняными бинтами… виднелись… в эту минуту широко
