– Уж не берешь ли ты их сторону?
– Нет, Ричард, никоим образом. Я только хочу, чтобы ты проявил известную гибкость.
– Александра, – вздохнул он, – ты знаешь, что я оказался в достаточно сложном финансовом положении. Наша задолженность различным службам доходит до десяти миллионов в месяц. Сложное положение – это еще очень мягко сказано.
– Мне это известно. – Александра видела, что его нервы напряжены до предела, и мгновенно остыла. Она обняла его и зарылась лицом ему в грудь. – Ричард, Рич, я тебя люблю. Мне очень тяжело, когда мы ссоримся, а это случается все чаще.
– Разве мы часто ссоримся? – искренне удивился Ричард.
– Да, часто, очень даже часто, – воскликнула Александра – и сама засмеялась.
Как только Александра и Луи расчистили стол после обеда, Ричард позвонил своему официальному представителю на переговорах.
– Как дела? – нетерпеливо спросил он без всяких предисловий.
– Уперлись, сукины дети. Ни туда ни сюда.
Рэй Секкиа охрип от многочасовых дебатов. В переговорах с каждой стороны участвовали до пятнадцати адвокатов и целый ряд других специалистов. Двери конференц-зала не закрывались по двое суток – члены делегаций торопливо глотали сэндвичи, изредка выскакивали в туалет и время от времени по одному уходили прикорнуть где-нибудь в кресле. Страсти накалились до предела. Разговор велся на повышенных тонах; пару раз дело едва не дошло до рукопашной.
– Черт, – резко выдохнул Кокс.
– Эмил Марчек нам уже поперек горла стоит. Не понимает человеческого языка. У них что ни требование – то ультиматум. Ни о каких исключениях или компромиссах и слышать не желают. А полчаса назад, чтоб им пусто было, выкинули новый номер.
– Что еще такое?
– Они претендуют на участие в прибылях – слушайте внимательно – при гарантированном минимуме выплат. Каковы наглецы, а? Прут напролом. Где это слыхано, чтобы в нашей жизни были какие-то гарантии, тем более в прибылях!
– Это тактический ход, – сказал Ричард. – Выдвинуть заведомо невыполнимое требование, а потом демонстративно пойти на уступку.
– Эти поганцы не пойдут ни на какие уступки, мистер Кокс. У них от пива мозги размягчились.
– А что Робби Фрейзер? Он там?
– У него жена в больнице. Его вызвали...
– Черт побери, придется мне срочно ехать к вам, – недослушал Ричард. – Буду через двадцать минут.
Он прошел в ванную комнату, примыкающую к кабинету, и пять минут постоял под колючим холодным душем, потом побрился, высушил феном волосы и переоделся в свежую белоснежную рубашку. В накаленной и лихорадочной атмосфере переговоров он хотел выглядеть подтянутым и хладнокровным.
Не прошло и десяти минут, как он уже поднимался в скоростном лифте на сороковой этаж Центра Джона Хэнкока.
– Мистер Кокс? Сюда, пожалуйста.
Не обращая внимания на администратора, Ричард энергичной походкой вошел в конференц-зал. За густой пеленой табачного дыма глаза едва различали темно-синий ковер, кожаные стулья и длинный полированный стол. Все головы повернулись к Ричарду.
За столом сидело восемь человек; все они были без пиджаков. Четверо представляли профсоюз, четверо других состояли в штате у Ричарда. Последние, увидев его, вздохнули с тайным облегчением. Они держались из последних сил.
– Ну что, Кокс? – сощурился Танк Марчек. – Приехали дать нам то, что принадлежит нам по праву?
– Я приехал для участия в переговорах, – сухо ответил Ричард, снял пиджак и повесил его на спинку стула.
В обнесенном стеной дворике дома Провенцо возились четверо мальчишек. Они галдели и норовили выхватить друг у друга пульт управления игрушечным автомобилем. Все четверо сорванцов были кудрявыми и миловидными, особенно младший, Дэйви, которому исполнилось всего четыре года.
Сэм Провенцо с отеческой гордостью наблюдал за своими отпрысками из окна загородного дома.
– Лихой парень этот Дэйви, – любовно сказал он, обращаясь к шестерым присутствующим, которые сидели за столом, прихлебывая кофе, и изучали деловые записи. – Наша семья еще будет им гордиться. Я подумываю отправить его учиться в Гарвард. – При этом тон крестного отца неожиданно сделался мечтательным. – Пусть набирается ума, как наш Николо. Поступит на маркетинг или еще на какую-нибудь хреновину; глядишь, и нас станет просвещать. Во всем будет понимать толк.
По комнате пронесся шорох; лишь двое невозмутимых охранников у входа хранили спокойствие.
Сэм буравил глазами Нико. Тот с вызовом встретил отцовский взгляд. Ну что за шалопай, никакого почтения к старшим. И все же Сэм несказанно гордился им. Единственный в семье получил образование, да еще какое! Гарвардский университет, шутка ли сказать!
Сэм чувствовал, что избаловал его, но все время заставлял соперничать с тремя старшими братьями. А как еще, черт побери, можно сделать из мальчишки мужчину? При всем том он не понимал своего любимца, а по правде говоря, и не стремился к этому.
Однако надо было продолжать совещание.
