зеленым, все ждали начала казни. Некоторые молча читали молитвы, семейные пары жались друг к другу. «Дурное предзнаменование, – думали они, ощущая, как усиливается ветер, – очень дурное. Дьявол недоволен. Одного из его слуг сегодня казнят».
В Браунз-Пойнт никогда еще не было столь значительного события, и люди, одетые соответственно случаю, прошагали целые мили, чтобы стать свидетелями невиданного. Дети робко цеплялись за юбки своих матерей, сшитых из домотканых тканей или яркого набивного ситца и украшенных разноцветными ленточками. Собаки лаяли, чуя напряжение момента. Мужчины, вполголоса, чтобы их не слышали жены, рассказывали друг другу об ужасных зверствах, которые пират творил над женщинами – пассажирками многочисленных кораблей, которые он потопил вместе с невиновными мужчинами. Вдруг шепот стих, дети перестали плакать, собаки – лаять. Из леса показалась процессия.
При виде приспешника дьявола люди пришли в сильное возбуждение. Но события стали развиваться совсем не так, как, рассказывали, было в далеком Бостоне. Этого пирата не провели торжественно по улицам, его не ввели в молельный дом, где бы преподобный Харрисон прочел проповедь, клеймя его страшные грехи. Ему даже не дали возможности предстать перед судом.
Нервный молодой лейтенант, возглавлявший процессию, то и дело оглядывался через плечо, ища глазами капитана Инголза, и при нем была простая сабля вместо серебряной, символизирующей суд адмиралтейства. Виселица не была воздвигнута во время прилива или отлива моря, или, говоря точнее, во время высокой и низкой воды, так как Браунз-Пойнт располагался высоко на скале.
Лишь один момент церемонии будет верен традиции, его соблюдут и без почему-то отсутствующего Инголза – тело будет оставлено висеть на цепях, вознесенных над гранитным выступом как ужасное напоминание Тичу и ему подобным морским волкам, заходящим в эти воды, что пиратов постигнет вот такая участь. Жуткий символ, легко просматриваемый с моря, послужит устрашением всем непокорным.
Но толпа не думала о символах, как не думала и о других повешенных, о которых люди слышали, но никогда не видели. Вытянув шеи и посадив детей на плечи, горожане примолкли и, встав на цыпочки, стали ждать появления капитана пиратов.
Гордо выпрямив спину, он сидел на телеге, окруженный лейтенантами «Маджестика», облаченными по такому случаю в парадную форму. Телегу тащила взмыленная черная лошадь, которая, может, чуя приближающийся шторм или испытывая ужас от сидящего за ее спиной дьявола, а может, по этим двум причинам сразу, пугливо вставала на дыбы и была готова обратиться в бегство. Крупные и все еще сильные на вид руки пирата были связаны у него за спиной, и там, где веревка врезалась в кожу, виднелись глубокие красные рубцы. При виде капитана шепот и разговоры возобновились. Говорили, что эта веревка с того самого проклятого шлюпа, который захватили моряки короля.
Процессия приближалась, и толпа невольно подалась назад, чтобы пропустить телегу, но все шеи тянулись к ней, чтобы получше рассмотреть арестованного. Ведь они специально пришли посмотреть на этого человека. Дети пугливо прятались за материнскими юбками, а мужчины обменивались тревожными взглядами. Страх, который они ожидали увидеть в глазах пирата, затаился в их собственных глазах. Да и понятно – зловещие тучи с каждой минутой сгущались, и над морем уже прокатывалось эхо далекого грома, а в черных блестящих глазах пирата светился бесстрашный вызов, от которого у людей стыла в жилах кровь. Несмотря на то что его везли в телеге на верную смерть, это, похоже, совершенно не пугало его. Он держал голову прямо, черты его лица были спокойными и благородными, черные глаза смотрели на всех с презрением. Все в нем: манера держаться, холодное равнодушие к своей судьбе – вызывало уважение. Этот человек держался с достоинством джентльмена.
Над таинственным серо-черным пространством моря снова прогрохотал гром.
Женщины, не в пример своим мужьям, не проявляли робости. Они смотрели на пирата с благоговейным трепетом, даже с обожанием и сожалением, что такая мужественная красота досталась человеку, который должен умереть. Раньше он представлялся им совсем другим. Густые темные кудри обрамляли его невозмутимое лицо, сбегая на плечи, черные глаза горели. Не выглядел он мерзким негодяем, от него веяло спокойной силой.
Как у животного, которого ведут на бойню, все чувства Сэма были обострены. Он чуял настрой толпы. Ее шепот громом отдавался у него в ушах. А по нервным взглядам людей, которые они бросали на небо и темнеющий океан, он догадывался, что все боятся чего-то более страшного, чем дождь.
Он тоже слышал раскаты грома. Впереди на фоне мрачного неба виднелась виселица, но она не страшила его. Смерть за закрытой дверью, она откроется, и там его ждет Мария. Скоро, теперь уже совсем скоро он встретится с ней.
Ветер все крепчал, и на губах Сэма появилась довольная улыбка – с ветром пришел терпкий, пьянящий запах океана, который был для него второй после Марии любовью. Когда он взойдет на виселицу, то сможет увидеть океан во всем его великолепии. В минуту смерти он будет простираться перед ним, и его образ навсегда запечатлится в его угасающих глазах. Это все, на что он может надеяться. И это единственное, чего он желает.
– Ну ты, грязный разбойник, настало время встретить свою смерть, – сказал лейтенант нарочито грубо.
Острием шпаги он ткнул Сэма в спину, но тот не нуждался в понукании. В его теле не поселился страх, он даже не сопротивлялся, идя к виселице, где его уже ждал палач и где… Почему-то рядом стояла Мария. Впрочем, это, наверное, ему показалось. С тем же бесстрашием, с которым он жил все эти годы, став пиратом, Сэм шел к виселице. Влажная трава холодила ступни его босых ног. Над головой слышался крик чаек.
Первая капля дождя упала ему на лоб.
Когда они взобрались на последний холм и остановились, Сэм увидел то, что страстно желал видеть: океан – величественный, не поддающийся приручению человека, могущественный и свободный.
Такой же свободный, каким он и сам скоро будет.
Сэм поднял голову, и удивительный покой установился в его душе, он без тени волнения стал подниматься по шатким ступеням. Солнце спряталось за тучи, подул холодный сырой ветер. Еще одна крупная капля дождя упала, на этот раз на его щеку. Еще одна – на ступеньку. Все выше и выше, туда, где палач в черном капюшоне уже дожидался его. Когда Сэм достиг последней ступени, цепкие руки палача схватили его за рукав, покрытый черной, запекшейся кровью, и втащили на середину эшафота.
Впервые со дня того ужасного морского боя в глазах Сэма засветилась жизнь. Это был осмысленный взгляд смелого человека.
«Дураки, – думал он про себя. – Они не знают, что оказывают мне любезность». Он улыбался гордой, всезнающей улыбкой, глядя на лица там, внизу. Впереди толпы стоял лейтенант. Он чувствовал себя
