нее.
– Дочь дьявола, – прошептал он. – Во имя Господа, отойди от меня. – Он поднял дрожавшую руку, словно защищаясь от Марии. Она, побелев как мел, шагнула к нему. – Я же сказал, прочь от меня, ведьма!
– Пожалуйста, судья Доун, выслушайте меня. Я все вам объясню.
Ужас холодной змеей подкрался к сердцу Марии. Неужели с ней случилось такое? Этого не может быть!
– Тогда почему моя корова перестала давать молоко? – раздалось в толпе.
– Теперь я знаю, почему мои куры перестали нестись. И неудивительно, что моя Сара до сих пор не может найти себе мужа. Эта ведьма навела на нее порчу!
– Теперь понятно, почему ей так удаются одеяла и прочие изделия!
– Работа дьявола!
– Самого дьявола!
– А вам не кажется, что ее собака сродни ей?
Все было на совести Марии: и прогорклое масло у миссис Ноулз, и боли в ногах у мистера Коттера, и кролики, которые похозяйничали в огороде Эбигейл Никерсон. Мария слышала голоса людей, проклинавших ее. И многие из них даже боялись смотреть на нее – эти уже не обвиняли ее, а дрожали от страха.
– Убирайся прочь, ведьма!
– Богохульница!
– Невеста Люцифера! Исчадие ада! Ты недостойна жить среди нас!
Слезы катились из глаз Марии и капали на ее грязную накидку и оставляли на ней полосы. Девушка в отчаянии шагнула к Тэнкфул, но та, наклонившись, подняла с земли камень.
– Не подходи, Мария!
– Тэнкфул, ты же моя подруга!
– Я тебе больше не подруга. Я не дружу с ведьмами.
– Но я не ведьма!
Люди стали поднимать с земли камни, и Мария отступила – толпа надвигалась на нее.
Первый камень угодил ей в руку. Второй попал в складки накидки и отлетел в грязь. Третий больно ударил в спину. Мария закричала и, споткнувшись, упала. Почувствовав на губах привкус крови, она подняла голову и увидела свое одеяло, втоптанное в грязь множеством ног.
– Ведьма! Прочь отсюда, дочь Люцифера! Убирайся из нашего города!
И снова в нее полетели камни. С трудом поднявшись на ноги, плача от боли и ужаса, Мария бросилась прочь, и проклятия толпы звенели в ее ушах. Покинув город, она побежала по Королевской дороге. Ноги у нее подгибались, в глазах темнело, но она не останавливалась.
Наконец она добралась до Грейт-Бич. Здесь гулял ветер. Ветер, наполнявший
Прижав к груди руки, Мария опустилась на разбитые колени и выплакала все свое отчаяние, весь свой страх, выплакала все свое одиночество. Она плакала до тех пор, пока слезы не иссякли, пока образ разъяренной толпы не исчез и не остался только тот, кого она любила.
Выплакав все слезы, Мария подняла голову и посмотрела на набегавшие на берег волны, увенчанные гребешками пены. И тут ей снова захотелось плакать, ибо в океане, холодном и сером, простиравшемся до самого горизонта, не было ни паруса.
Обитателям Истхэма эта зима запомнилась надолго своими обильными снегопадами. И еще этой зимой умер всеми любимый преподобный Трэт. Прихожане прокопали туннели в снегу, чтобы отнести его на кладбище, все жители Истхэма – даже индейцы пришли – стояли, печальные, у края могилы в тот холодный зимний день, когда хоронили преподобного Трэта.
И этой же зимой морская ведьма родила ребенка. Родила в полном одиночестве, так как тетя Хелен не смогла пройти через снежные заносы, чтобы побыть с племянницей, а ближайший сосед жил в двух милях от Марии. Только Ганнер, лежавший у очага, находился с ней рядом, когда она дала жизнь маленькому Чарлзу. В то холодное утро снег завалил соломенную крышу ее хижины, а за окном, завывая, гулял ветер, раскачивавший шаткие ставни. И верный Ганнер слышал крики Марии, а затем ее счастливый плач, когда она наконец увидела крошечное личико и мягкие вьющиеся волосенки, такие же черные, как у отца маленького Чарлза.
Сэм… Мария постоянно думала о нем. Сидя у огня, она вспоминала тепло его любви, вспоминала прикосновения его рук, его ласки… А ветер свистел и завывал за стенами жалкой, затерявшейся в дюнах хижине, ставшей домом Марии. В такие дни она особенно остро ощущала свое одиночество.
Но Мария постепенно привыкла к одиночеству, и когда тетя Хелен, давно простившая племянницу, навещала ее, она говорила, что предпочитает одиночество, предпочитает жить среди продуваемых ветрами дюн. Здесь она могла часами ходить по берегу и смотреть на море; здесь можно было постоянно наблюдать за океанскими просторами, даже сидя у окна своей лачуги. Мария не нуждалась в людях, ей нужен был лишь Сэм, и здесь, у моря, она чувствовала себя рядом с ним, а потому не страдала от одиночества.
Ноги Марии не было в Истхэме с того ужасного дня, когда ее выгнали из города. Правда, ей разрешили доходить до городской окраины, где она продавала свои чудесные одеяла и покупала провизию. И нередко самые смелые навещали Марию в ее хижине, построенной с помощью друзей-индейцев. Искусная врачевательница, Мария могла избавить от множества хворей. Она была самостоятельной и независимой; те, кто видел ее на вершине отвесной скалы – там Мария могла стоять часами, глядя вдаль, – считали, что она немного не в себе. И только тетя Хелен знала, почему Мария бродит среди дюн и взбирается на скалы, почему постоянно смотрит туда, где море сливается с небом.
