гораздо лучше, и не слишком обременительная работа пойдет мне только на пользу. Так что, с вашего позволения, я все-таки встану.
Доктор погладил Шарлотту по голове:
– Малышка, почему бы тебе не сбегать вниз и не попросить Мэри принести нам немного хорошего чаю?
Как только она убежала, доктор откинул одеяло и жестом приказал мне снова укладываться в постель.
– Немедленно ложитесь. Нам нужно поговорить.
Я пролежала в^ постели до самого начала сентября. И все это время не могла видеть никого, кроме Шарлотты. Но даже с ней я почти не говорила – только смотрела на ее грустное личико и гладила по голове. Я понимала, что мое необычное поведение пугает ее, но не могла себя заставить передать ей слова доктора. Я и сама старалась о них не думать. Взяв с него обещание сохранить наш разговор в тайне, я твердо решила разобраться во всем самостоятельно.
Несмотря на нервный срыв, я заметила, что в последнее время отношение Эдварда ко мне изменилось. Словно между нами возник барьер, который с каждым днем становился все непреодолимее. Он был по- прежнему добр и заботлив, но теперь я стала различать в его голосе новые прохладные нотки. Я не знала, известно ли ему что-нибудь о причинах моего срыва, но сейчас он стал гораздо чаще уезжать, почти не бывал дома, а если все-таки оставался, предпочитал общество Кристины. Даже наедине со мной он говорил практически только о ней, не давая мне вставить ни слова. Я видела, как он страдает, искренне сочувствовала ему, но помочь ничем не могла.
И вот наконец одним сентябрьским утром я проснулась и почувствовала в себе силы снова вернуться в реальный мир. Причем мне совершенно не хотелось затягивать это возвращение.
Когда я вошла в комнату во время завтрака, все, не сговариваясь, одновременно посмотрели на меня. Моя лучезарная улыбка явилась для них полной неожиданностью. Даже обычно невозмутимый Джеффри не заметил, что чашка Кристины давно полна, и чай, который он наливал ей, стекает в блюдечко.
Эдвард встал мне навстречу и обнял. Глядя в его доброе лицо, я заметила, как углубились морщины вокруг глаз. Никогда они еще не были такими резкими, и не оставалось сомнений, что в этом виновата только я. Погладив его по щеке, я прижалась к нему и подставила губы для поцелуя.
– Сегодня вечером мы все должны поехать куда-нибудь поужинать, – жизнерадостно объявила я, подсаживаясь к столу. – Обязательно! Отметим зад ним числом день рождения Эдварда. Вы не против?
Все остальные, хотя еще и не совсем пришли в себя, согласно кивнули. Шарлотта, расправившись с яйцом, заговорила первой:
– А можно я тоже поеду с вами?
– Дорогая, тебе же утром в школу.
– Ну, мамочка, – обиженно протянула она.
– Пускай поедет с нами, – вмешался Эдвард, взъерошивая ей волосы. – В конце концов нам совсем не обязательно возвращаться очень поздно.
– Ура! Дэвид, а ты позволишь мне выбрать вино?
Эти слова меня совершенно ошарашили.
– Вино?
– Боюсь, что именно это ее последнее хобби, – сознался Дэвид. – Она слышала, как я по телефону обсуждал с кем-то этот вопрос, и потребовала научить ее. Нет-нет, не волнуйся, до дегустации пока дело не дошло.
Я рассмеялась. Интересно, какой бы она выросла рядом с Александром? Но я решительно отогнала от себя эту мысль.
Мы поехали во французский ресторанчик в соседней деревушке и вернулись домой незадолго до десяти. На обратном пути Шарлотта заснула на заднем сиденье и потом сонно требовала, чтобы Эдвард уложил ее в постель. В ожидании Эдварда мы пошли в гостиную, и Дэвид разлил бренди. Эдварда не было очень долго.
– Мне пришлось рассказывать ей историю про Озириса и Изиду, – пояснил он, вернувшись. – Про кого?
– О, это замечательная египетская легенда о любви древнего бога и его богини.
– Ты обязательно должен будешь как-нибудь рассказать ее и мне, – улыбнулась я.
– Лучше даже не заикайся об этом, – вмешалась Кристина. – А не то он действительно тебе ее расскажет. Но если уж он соберется это сделать, попроси его не забыть те места, которые он наверняка опустил в разговоре с Шарлоттой. Например, как Озириса разрезали на четырнадцать частей, а когда собрали снова, то оказалось, что одной части не хватает. А именно фаллоса.
– Но я и не думал опускать это место, – возразил Эдвард.
– В самом деле? – рассмеялась я. – А разве ей не захотелось узнать, что такое фаллос?
– Конечно, захотелось. И мне пришлось рассказать ей. Тогда она спросила, есть ли у меня тоже фаллос и нельзя ли ей взглянуть на него. Я объяснил, что эту часть тела люди не показывают друг другу, прежде чем не поженятся.
– О Господи, Эдвард, ты совершенно невозможен! – перебила его Кристина.
– Вы же еще не слышали самого интересного. Посетовав на то, что ей придется так долго ждать, она начала внимательно рассматривать своих кукол. Канарейка как раз застала ее за этим занятием. Вы бы посмотрели на ее лицо, когда Шарлотта произнесла слово «фаллос».
Я подождала, пока все отсмеялись, затем покрепче сжала бокал и как можно небрежнее сказала:
