правда. А теперь, с вашего позволения, я удалюсь.
Поднимаясь по лестнице, Деймиан оглянулся на Тамлин. Румянец заиграл на ее щеках, когда она убрала локон, упавший на лоб Джулиану. Тот стоял, зачарованный этим нежным жестом. Нежность являлась явным признаком того, что кузен привязал к себе Тамлин. Они – одно целое, и душой и телом.
Тамлин никогда не будет принадлежать Деймиану. В полном отчаянии он закрыл глаза, борясь с черной волной тоски по тому, чего никогда не может быть.
«Прости меня, Деймиан».
Открыв глаза, он резко огляделся, чтобы посмотреть, кто произнес эти слова. Поблизости никого не было. На мгновение ему показалось, что это взмолилась Тамлин, но она по-прежнему стояла перед Джулианом и что-то тихо говорила ему.
Деймиан поморгал глазами, пытаясь остановить поднимающийся в голове шум и образы, плывущие вне досягаемости. Возможно, он болен каким-то умственным расстройством. Закрыв глаза, Деймиан попробовал снова вызвать в памяти голос, но не смог. Он был похож на голос Тамлин, но… все же… все же казался более глубоким, более хриплым – такой голос Деймиан жаждал бы услышать в тишине ночи.
Тело напряглось от возбуждения.
Странно. С какой стати его тело реагирует на призрачные слова, если не испытывало никакой реакции, будучи рядом с Тамлин? Да, сердце его жаждало прикоснуться к ней, но это было на уровне любви, души, стремящейся обрести свою вторую половину – того, кто мог бы показать ему, какой должна быть жизнь. А вот реакция его тела на воображаемый голос была сильной.
– Деймиан, ты совсем свихнулся. – Вздохнув, он зашагал дальше.
Эйтин сидела, съежившись, в большой постели башни, плотно укутавшись в подбитую волчьим мехом накидку, сохраняющую тепло. Она не могла остановить дрожь, но это не имело никакого отношения к сырой прохладе комнаты.
Душа ее разрывалась. Эйтин знала, что была права, вернув Деймиана в Гленроа. И тем не менее боялась, что отослала его слишком скоро. Возможно, волшебные чары были нарушены, и она не сможет зачать ребенка. Страдания терзали ее. Уна говорила, что невозможно сказать наверняка, пока не придет время месячных, значит, пройдет еще больше двух недель, прежде чем она узнает, осуществился ли ее план. Не уверенная, что сможет выдержать ожидание, Эйтин побуждала Уну использовать дар ясновидения, чтобы увидеть, каким путем пойдет ее жизнь. Уна отвечала, что слишком много всего давит на нее изнутри, чтобы получить ясное представление о том, что будет.
Страшась ответа, Эйтин молила вызвать Эвелинор, Мудрую из Рощи. Самая сильная из трех Мудрейших Священной Рощи, она была названа в честь богини Садов. У нее, рожденной с волшебной способностью взывать к чертополоху и воронам, были видения, которые простирались за пределы мира смертных.
– Эвелинор придет и расскажет все, что мне нужно знать, – прошептала Эйтин в темноту, словно маленький ребенок, пытающийся удержать демонов на расстоянии.
Дверь без стука открылась, и Эйнар пригнулся, чтобы войти. В одной руке он нес блюдо с едой, а другой придерживал тяжелый сундук, который взгромоздил на плечо. Сбросив его с тяжелым стуком, он поставил блюдо на маленький прикроватный столик.
– Мясо и сыр, принцесса. Кухарка испекла для вас свежий хлеб. Ешьте. – Не став ждать, последует ли она его совету, он передвинул сундук к изножью кровати, затем принялся разводить огонь в холодном очаге.
– Для чего сундук? – Эйтин бросила угрюмый взгляд на еду, не чувствуя аппетита.
– Больше вам нигде не мило, поэтому я приказал перенести сюда ваши вещи. Остальное принесут. Скоро мы устроим вас в комнате, достойной принцессы. – Он бросил брикет торфа в разгорающийся огонь. – Теперь поешьте.
– Спасибо, Эйнар, но я не голодна. – Она подтянула колени к груди и обхватила себя за ноги, съежившись от холода. От отчаяния.
– Не помню, чтобы спрашивал, голодны ли вы, принцесса. Ешьте. Если вы заболеете от истощения, это не поможет решению наших задач. – Он поднялся. – Весь Глен-Эллах зависит от вас. Вы должны быть сильной ради них.
– Иногда, Эйнар, я устаю от того, что безопасность и благополучие всех зависит от меня.
Эйнар подошел и встал у кровати. Он скрестил руки и вскинул свои светлые брови с выражением «я же тебе говорил».
– Вам надо было оставить Рейвенхока. Я просил Одина о благословении для ребенка. Создатель даст вам то, что вы желаете. Но вам нужен защитник, и вам, и ребенку, принцесса.
Эйтин выдавила улыбку.
– Для защиты у меня есть викинг.
– Вам нужно больше. Беды рыщут по этой земле в шкуре леопарда.
– Леопарда? Ты имеешь в виду Эдуарда Длинноногого?
– Ага, его. Он носит трех золотых леопардов на своей мантии, это его знак. Я думаю, он точно отражает его суть. Длинноногий не остановится до тех пор, пока не завладеет всей Шотландией. Того, что у вас ребенок, может оказаться недостаточно, чтобы помешать его проискам. Глен-Шейн образует вход в сердце Высокогорья. Вот почему он отправил Черного Дракона завладеть землями Огилви и Шейнов. В праздник Белтейна говорили, что братья Дракона женятся на сестрах леди Тамлин, Ровене и Рейвен. Старый король уже давно добивается браков дочерей Шейна с преданными ему рыцарями. Теперь, когда он добился своего там, его взор обратится к Глен-Эллаху и вам. Это его шанс, принцесса, захватить все, к чему он не имел доступа. Он до сих пор не послал никого завладеть Лайонгленом, потому что думает, что старый лорд жив. Как только до короля дойдет слух о его кончине, Леопард отправит сюда своего воина. Когда Глен-Шейн и Глен-Эллах окажутся в его власти, он воткнет нож в спину вождям горцев.
– Ты говоришь о том, что я уже знаю, потому-то я и решила родить ребенка. Лайонглен пользовался значительной благосклонностью английского короля. Он не встал под знамя Баллиоля и не принимал
