Отец пожал плечами, отводя взгляд.
Ей хотелось завопить, но воплем делу не поможешь.
– Если ты сейчас сбежишь, Беннингтон наверняка от меня откажется.
– Вы помолвлены. Он не может отказаться.
– Думаешь, он женится на мне, когда твое имя будет у всех на устах? Достаточно и того, что ты содержишь бордель. Беннингтон отбросит меня, как протухшую рыбу, и никто не станет его за это осуждать.
Фелисити прикусила губу. Она не станет плакать.
Отец сунул руки в карманы домашнего сюртука.
– Все не может быть настолько плохо.
– Хуже не бывает. Или будет, если ты все бросишь и сбежишь. Ты не можешь уехать!
– Должен. Мой корабль отплывает на рассвете.
– Ладно. – Она не допустит, чтобы все ее планы рухнули в одночасье. – У тебя есть еще десять часов. Придумай выход. Я хочу стать виконтессой до того, как свету станет известно, что я нищенка.
– Не могу…
– Можешь. Хоть раз за всю свою проклятую жизнь сделай что-то, чтобы позаботиться о собственной дочери, подонок!
Она не станет вопить. Будь все проклято, она не станет плакать. И не выцарапает его проклятые лживые глаза.
Он выпрямился.
– Подумаю, что можно сделать.
– Чарлз…
Эмма отложила «Гордость и предубеждение». Кажется, она прочла одно и то же предложение уже двадцать раз. Она никак не могла сосредоточиться. В ушах у нее звучал голос миссис Паркер-Рот.
Она всмотрелась в своего мужа. Он сидел напротив нее, в большом мягком кресле. Отблески свечей плясали по его кудрявым каштановым волосам и по его лицу. Его по-прежнему охватывал странный трепет всякий раз, когда она на него смог рела.
Когда они находились дома, в Найтсдейле, Эмма чувство вала себя счастливой. Но еще более счастливой Эмма чувство вала себя, когда малыши уже лежали в кроватках, в доме наступала тишина и они с Чарлзом оставались наедине.
Любит ли ее Чарлз? Эмма знала, что ему с ней спокойно и он охотно приходит к ней в постель. Но любит ли он ее?
– Чарлз!
– Гм?..
Он даже не оторвал взгляда от книги!
– Чарлз, ты никогда не жалеешь, что не женился на какой-нибудь другой женщине, которая чувствовала бы себя в Лондоне спокойнее?
– Нет, конечно.
Он перевернул страницу.
Ей следовало бы оставить его в покое. Но когда у нее снова появится возможность остаться с ним наедине? Обычно с ними бывает Мэг.
Наверное, это даже хорошо, что сестра почувствовала недомогание и ушла спать.
– Тебе никогда не… ну, тебе не бывает одиноко, когда ты в Лондоне один?
Он наконец оторвал взгляд от книги.
– Конечно, бывает, Эмма. Мне не хватает тебя и детей, но я знаю, что ты предпочитаешь деревню.
– Но ты никогда… То есть я хочу сказать – большинство мужчин, конечно, да, но…
Она всмотрелась в его лицо. Он выглядел вежливо-недоумевающим.
Отвага ее покинула.
– Не важно. – Она помахала рукой в сторону книги, открытой у него на колене. – Извини, что побеспокоила. Пожалуйста, возвращайся к чтению.
Он еще мгновение на нее смотрел, а потом продолжил чтение. Эмма взялась за «Гордость и предубеждение».
С тем же успехом она могла пытаться читать иероглифы. Эмма попыталась устроиться поудобнее. Ей надо сосредоточиться. Ей ведь понравилась книга мисс Остен «Чувство и чувствительность». И она давно собиралась прочесть и эту ее книгу.
Эмма вздохнула, скрестила ноги и оправила подол.
– Что случилось, Эмма? – Она подняла голову.
Чарлз нахмурился и подался к ней. Книгу он закрыл, заложив пальцем страницу.
