трудом сдерживала волнение, искоса глядя на Вайер-Мюрау. – Альберт заявил, что я не имела права распоряжаться судьбой его дочери. И это человек, который все эти годы почти не вспоминал о тебе. Он и виделся с тобой всего лишь пять раз! – она устало махнула рукой. – Но его не волновало твое будущее! Он думает лишь о чести своего титула. Еще бы, имя князя фон Рудельштайна замешано в скандальной истории! А в результате… – Аманда на миг замолчала, а потом решительно проговорила: —…он сам отдал тебя барону фон Ауленбергу. По мне так лучше быть любовницей, чем брошенной женой, – Женщина обвела печальными глазами столовую. Взгляд ее упал на бокал с вином. Она взяла его дрожащей рукой и быстро осушила, словно утоляя жажду. – Он запретил мне появляться у тебя на свадьбе и приказал вообще исчезнуть из твоей жизни. Потому что я… шлюха. Подлец! Подумать только, этого человека я любила столько лет… – накопившаяся в душе боль неожиданно вылилась в жгучие слезы, и Аманда расплакалась. – Как же так?.. Я отказалась от всего, нигде не появлялась, даже в театре у меня была закрытая ложа с кисейным занавесом. Мое одиночество скрашивала только пара подруг с такой же несчастной судьбой. Когда князь вспоминал о моем существовании, я выполняла все его прихоти, была нежной и заботливой… Я любила только его одного! И вот теперь… Что же это за любовь такая, если мужчина стыдится матери своего ребенка?
Чувствуя, что рыдания готовы превратиться в истерику, Аманда быстро выбежала из столовой и поспешила в отведенные ей покои, чтобы там дать волю горьким слезам.
Почувствовав на себе пристальный взгляд князя, девушка извинилась и тоже ушла к себе. Элиза была сражена. Жизнь матери казалась ей полной любви и страсти, Аманда всегда была безмятежна и спокойна, а теперь оказалась в ужасном положении.
Пожалуй, в еще худшем, чем у ее дочери. После стольких лет любви познать горечь разочарования… Удивительно, что она так долго держала себя в руках.
Князь проводил девушку печальным взглядом. Грустное завершение любви князя фон Рудельштайна и фрау Розенмильх потрясло его не меньше, чем Элизу. История Аманды тронула сердце старого князя, и он решил не настаивать на ее скором отъезде из усадьбы, хотя и не собирался мириться с тем, что эта дамочка стала его новой родственницей. Пусть даже она столь ослепительная красавица.
ГЛАВА 22
Весть о женитьбе барона фон Ауленберга быстро облетела Вену. Везде, где бы он ни появлялся, его встречали натянутые приветствия и любопытные взгляды.
Однажды к Фридриху в кафе подсел его старый приятель, мадьярский барон Керекеши. Они долго болтали о пустяках, но затем изрядно захмелевший Матьяш вдруг стал выражать Фридриху свои соболезнования по поводу нежеланного брака и пересказал сплетни, носившиеся в столице.
Всей Вене было известно, что барона фон Ауленберга силой привели к алтарю, но подробностей никто не знал. Слухи ходили самые разные. Одни злые языки утверждали, что Фридрих соблазнил свою прелестную кузину, а другие говорили, что он попался в ловушку изобретательной кокотки. В конце своего рассказа Керекеши внезапно предложил Ауленбергу вместе отколотить графа фон Верхоффена:
– Этот парень давно напрашивается на хорошую порку! Мои гайдуки заставят его проглотить все те мерзости, которые болтает его поганый язык! У нас в Венгрии не прощают тех, кто предает друзей! Знайте, мой дорогой барон Ауленберг, что я целиком на вашей стороне! Если понадобится моя помощь, сразу зовите меня!
Керекеши еще долго уверял Фридриха в том, что только мадьяры умеют быть честными и преданными, но Ауленберг вежливо поблагодарил барона за сочувствие и быстро распрощался с ним.
Он вернулся домой в совершенно мрачном настроении, решив, что пришла пора обдумать свою дальнейшую жизнь. Но его одиночество нарушили Франц фон Штайер и Пауль фон Айзенберг.
– Дорогой наш Ауленберг, мы решили, что следует поддержать тебя в столь горестном положении, – с искренним сочувствием заявил Штайер, появляясь на пороге кабинета Фридриха.
– Моем горестном положении? – переспросил Ауленберг с мрачным видом предлагая гостям сигары и бренди.
– Да, все это чертовски неприятно, – покачал головой Пауль. – Право, тебе не стоит сердиться на Верхоффена. Поверь, он сочувствует тебе и вовсе не собирался с тобой ссориться. Мы все сожалеем, что ты попал в гнусную ловушку.
– Вот именно! – воскликнул Штайер. – Все говорят о том, что в твоей истории виновен князь Вайер- Мюрау. Ему давно хотелось тебя унизить и накинуть узду. Быть может, не обошлось и без интриг твоего милейшего братца, графа Геренштадта.
Ауленберг почувствовал, как внутри него начинает закипать ярость.
– Не стоит падать духом. Думаю, что мы сумеем отомстить твоему братцу, – с видом заговорщика заявил граф фон Штайер. – Говорят, он собирается вернуться в Австрию. Мы устроим ему прекрасную встречу. И закончится она разнузданной оргией с самыми непотребными шлюхами. Уж об этом мы позаботимся, – противно засмеялся Франц.
Заговорщики громко расхохотались, но Фридрих не поддержал их веселья. Ему было не по себе. Дурацкое положение, в котором он оказался, сделало его посмешищем даже среди друзей. Но он справится с этим, ему не привыкать к злословию, а самым заядлым сплетникам он сумеет заткнуть рот. Но что будет, если в еще более худшем положении окажется его брат? Вильгельм так дорожит своей репутацией, а его супруга вряд ли когда-нибудь простит ему оргию со шлюхами.
– Полагаю, что вам следует покинуть мой дом, если не хотите, чтобы вас выкинули мои слуги, – резко заявил Фридрих, указывая бывшим друзьям на дверь. – Желаю нам всем поскорее забыть о той шутке, которую вы собираетесь устроить моему брату. Не советую даже вспоминать о ваших гнусных замыслах.
– Что ж… господин барон фон Ауленберг, счастливо оставаться, – с кривой ухмылкой поклонился фон Штайер. – Похоже, женитьба вас превратила в полное подобие вашего братца. Очень скоро вы пожалеете о том, что выгнали из дома своих лучших друзей.
Утром Элиза вышла на веранду, выходящую в сад, и ахнула от изумления. В плетеном кресле устроилась Аманда с папироской в неловких пальцах. Кашель душил ее, но она не собиралась бросать столь неприличное занятие.
– Мама, что ты делаешь? – воскликнула изумленная Элиза.
– Не сердись, пожалуйста, мне давно хотелось попробовать, но Альберт был категорически против того,
