высшему обществу.
– Когда вам надоест жить в отеле, – вкрадчиво проговорила Эрлина, – милости прошу ко мне в пансион. – Взглянув на Бонни, она добавила. – Уютно, как дома. Я умею ухаживать за мужчинами.
Глаза Элая смеялись.
– Я обдумаю ваше приглашение, мэм, – сказал он, кивнув. Удовлетворенная Эрлина ушла, высоко подняв голову.
– У тебя дар наживать врагов, миссис Хатчисон, – заметил Элай, когда они остались вдвоем.
Бонни прижала руки к горящим щекам.
– Грубиянка! Она ревнует Вебба ко мне, вот и все!
Элай подошел к прилавку и наставительно произнес:
– Похоже, муж так же верен обетам, как и ты.
Бонни никак не могла сказать, что верна Веббу, кто-кто, а уж Элай знал об этом. Но она не знала, лжет ли Эрлина, утверждая, что близка с Хатчисоном. Все сплелось в тугой узел.
– Если вы зашли ко мне по делу, мистер Мак Катчен, я готова выслушать вас. Но если вы хотите дразнить меня…
– Все дело в материалах, которые Сэт собирается заказать для домиков.
Бонни, напугавшись, что сейчас рухнет и эта надежда, вцепилась в прилавок.
– Слушаю…
– Ты так побледнела, что вряд ли слышишь меня. Боишься, что я отменю заказ, не так ли?
Бонни судорожно вздохнула: если он сделает это, она разорена. Элай бывает очень жестоким, вполне возможно, что он хочет уничтожить ее.
– Да, – призналась она.
– Ну, так не беспокойтесь, миссис Хатчисон. Все остается по-прежнему, но с одним условием.
Бонни затаила дыхание.
– Конечно, должно быть условие. Остается надеяться, что выполнимое.
– Ты не станешь впутывать мою дочь в ту ложь, которую сочинили вы с Веббом!
– Л…ложь…
Элай горько усмехнулся и покачал головой.
– Клянусь Богом, ты никогда не уймешься… Хатчисон тебе такой же муж, как и мне, и мы оба знаем это. Ты можешь болтать любой вздор, но не смей говорить маленькой девочке ничего, кроме правды, иначе ты очень пожалеешь об этом. Поняла?
– Я вообще не понимаю о чем ты говоришь!
– Ты прекрасно меня понимаешь, врунишка. Тебе нравится доводить меня до безумия, вот и все! Я подумал: может, выпороть тебя прямо сейчас.
– Жаль, что тебе в голову приходят такие мысли. Но если ты дотронешься до меня, я тебя… я тебя…
Элай неторопливо расстегнул пуговицы на манжетах, закатал рукава.
– То – что? – спокойно спросил он.
– Я пожалуюсь начальнику полиции!
– И он обвинит меня в том, что я выпорол мэра? Ужасно! Должно быть беспрецедентное обвинение! Не смеши меня, Бонни.
Между тем Элай подбирался к прилавку, было, похоже, что он намерен выполнить свою угрозу. Бонни потеряла голову от ярости и страха, однако поняла, что не стоит подливать масла в огонь.
– Ты же всегда считал, что нельзя бить женщин, – пролепетала она.
– Я считаю, что нельзя ставить им синяки под глазами или ломать кости, – уточнил Элай, приближаясь, – но я готов оставить рубцы на твоей…
– Элай, Бонни! – Джиноа впорхнула в магазин, шелестя юбками и в самом радужном настроении, – как приятно видеть, что вы мирно беседуете! Совсем как в старые добрые времена!
Бонни закрыла глаза и вознесла благодарность небесам. Когда она решилась открыть их, то веселые искорки в глазах Элая сказали ей лучше всяких слов, что он только дразнил ее. Кивнув Джиноа, он повернулся и вышел.
Джиноа сияла.
– Вы такая прелестная пара! Жаль, что Элай должен спешить…
– В самом деле? – Бонни с трудом улыбнулась, – он теперь работает на заводе, знаешь?
Радость Джиноа испарилась.
– Да, знаю.
Бонни очень хотелось проявить гостеприимство. Овладев собой, она любезно спросила: