простаивала часами возле Даниэля, своими теплыми маленькими ручками согревая его холодные руки. Ее мать с беспокойством наблюдала за ними, а Андреас как безумный метался взад-вперед по коридору в бессильном гневе.
На одиннадцатый день Даниэль сказал, что должен вернуться домой, поэтому Андреас и Александра перевезли его туда и остались на ночь, опасаясь, что он может что-то сделать с собой. Когда Андреас заглянул к нему утром, он обнаружил Даниэля сидящим на ковре, с которого пятна крови уже успели удалить в химчистке. Взгляд у него был затравленный. Верный Кот сидел у него на руках.
– Он должен выплеснуть свое горе! – сказал Андреас Александре.
– Дай ему время, – ответила она. – Пожалуй, нам сейчас следует оставить его одного.
– Я не могу!
– Придется.
Когда Даниэль после долгого перерыва вновь обрел способность общаться с окружающими, он мог говорить только о собственной вине. Чувство вины поглотило его целиком. Он сидел в своей библиотеке и листал книгу афоризмов; он обнаружил, что Софокл, Эсхил и Корнель с ним заодно: Бернарди нельзя осуждать за то, что он отомстил за смерть своей жены. Если бы Даниэль не сбежал тогда, в 1954 году, сицилиец наказал бы его, а не Барбару… Его терзали прошлые грехи… его мать и сестра, оставшиеся в Германии и погибшие, в то время как он бежал и остался жив… его отец, которого он тоже бросил на произвол судьбы… И, наконец, его жена и ребенок.
Грехи Даниэля, реальные и воображаемые, ворочались в нем, как клубок змей, и пожирали его изнутри.
– Я должен что-то сделать! – заявил Андреас Александре.
– Но ничего сделать нельзя. Полиции нельзя рассказать правду о Бернарди или о Натали, в этом мы все сошлись с самого начала. Это лишь принесет Дэну еще больше горя.
– Я должен что-то сделать, – упрямо повторил он.
– Будь Дэну хорошим другом. Вот все, в чем он нуждается, – посоветовала Александра.
– Он говорит о Натали так, будто она просто сыграла роль катализатора!
– Возможно, так оно и было. Она настоящее чудовище.
Андреас нанял частного детектива, чтобы разыскать Натали, сам не зная, что будет делать, когда найдет ее. Потребовалось почти два месяца, чтобы ее выследить. Она обосновалась в Париже, в восьмикомнатной квартире на авеню Нейи рядом с Булонским лесом. Получив отчет сыщика, Андреас выжидал еще пять дней. Ему нужно было разобраться в своих собственных мотивах и кое о чем спросить свою совесть. Он не сомневался, что, если передать полученные сведения Даниэлю, это ничего ему не даст, кроме лишних страданий. Но если вообще ничего не предпринять, Натали Брессон так и останется безнаказанной. Этого он так оставить не мог.
На шестой день Андреас вошел в будку телефона-автомата на Лексингтон-авеню и сделал анонимный звонок Джо Бернарди.
За пять дней до Рождества Натали, жившая под девичьей фамилией матери – Журден, – пришла домой и обнаружила, что ее дожидаются трое вооруженных мужчин.
Они предложили ей выбор. Либо она проглотит в их присутствии полный пузырек барбитуратов, либо спрыгнет с парапета своего балкона.
Натали умоляла, плакала, вопила, уговаривала и пыталась подкупить, но они были неумолимы. Они заталкивали ей пузырек с таблетками чуть ли не в горло, она визжала и в конце концов выбрала балкон.
Тот, что был за старшего, приглашающим жестом похлопал по парапету.
– Сюда, мадам.
Она сопротивлялась и рыдала, ей зажимали рот кожаной перчаткой.
– Быстрый путь гораздо легче медленного, – назидательно заметил главарь.
Они взяли ее за ноги – осторожно, чтобы не оставить синяков, – и подняли на парапет. Кожаная перчатка, зажимавшая ей рот, исчезла, и инстинкт самосохранения зверем взметнулся на дыбы у нее внутри: Натали открыла рот и завопила, как царица ада. Но сильные руки толкали ее в поясницу, она перевалилась через парапет и полетела вниз, переворачиваясь в ледяном ночном воздухе, а темный цемент двора был все ближе, ближе…
Во время визита в Цюрих накануне Рождества Андреас прочел заметку в «Геральд трибюн» с описанием неудавшейся попытки самоубийства известной светской красавицы в Париже. Отныне ей предстояло провести остаток своих дней в почти полном параличе, лишенной даже дара речи.
По возвращении в Нью-Йорк Андреас показал вырезку Александре.
– Бедная женщина! – воскликнула она в ужасе. – Это же как пожизненное заключение.
Андреас промолчал.
– Делай что хочешь, – торопливо добавила Александра, – но ни в коем случае не показывай это Фанни. – Она покачала головой. – Бедная Натали! Какое ужасное чувство вины она должна была испытывать, чтобы решиться на такое.
– Ты ее жалеешь?
Александра взглянула на него удивленно:
– Конечно! Что бы она ни сделала, никто не заслуживает такого приговора.
Андреас больше ничего не сказал. Он надеялся, что она никогда не узнает о его звонке Бернарди. В собственных чувствах ему трудно было разобраться. Вина? Пожалуй, но совсем немного. Он не сомневался, что Бернарди сыграл свою роль в ужасной судьбе Натали. Но жалость? Конечно, паралич подобен
