На миг на его лице промелькнула вспышка страха, тотчас же сменившаяся презрительной усмешкой.
– Ты сошла с ума, Тони, – решительно заявил Йозеф. Рот у него задергался. – У нас нет паспортов. Все наше имущество находится здесь, в Нюрнберге, в этом доме. У нас двое маленьких детей…
– Даниэль спит и видит, как бы поскорее уехать отсюда. Каждый день он умоляет меня поговорить с тобой, Йозеф, убедить тебя, что нам надо уехать.
– На случай, если ты позабыла, Антония, напоминаю тебе, что наверху живет твой искалеченный брат, неспособный самостоятельно сходить в уборную, не говоря уже о том, чтобы плыть в лодке через Бодензее…
В комнате наступило молчание.
– Я позабочусь о Леопольде, – тихо сказала Антония, прервав наконец мучительно затянувшуюся паузу. – Можешь не беспокоиться о нем. Мы с ним уже обо всем договорились.
Йозеф внезапно вскочил из-за стола. Кулаки у него сжались сами собой, лоб покрылся испариной.
– Послушай меня, Тони. Слушай внимательно. Твоя затея безумна. Я тебе уже говорил и повторяю: я немецкий патриот. У меня полный ящик медалей. Я люблю свою страну. Нацисты дойдут до определенного предела, но не дальше, поверь мне. Как только все уляжется, ограничения будут сняты. Никто серьезно не пострадает.
– Как насчет Лео? Разве он не пострадал?
– Твой брат вел себя как дурак. Хотел жениться на шиксе [3]! Я и без Гитлера знаю, что это грех.
Презрение сверкнуло в темных глазах Антонии. Она с такой силой затушила сигарету, что пепельница завертелась волчком. А потом ее гнев столь же внезапно угас.
– Это ты ведешь себя как дурак, Йозеф Зильберштейн, – проговорила она устало. – Я тебя прощаю только потому, что знаю: в обычное время ты ни за что не сказал бы мне ничего подобного. И несмотря ни на что, я люблю тебя.
Он стоял посреди комнаты, бессильно опустив руки и глядя на нее с мучительным стыдом.
– Но запомни мои слова, Йозеф, – продолжала Антония. – Очень скоро дела пойдут еще хуже, гораздо хуже. Поверь мне – скоро произойдет нечто ужасное. – Она подошла вплотную к мужу и заглянула ему прямо в глаза. Он отшатнулся. – И тогда тебе придется переменить свое мнение, Йозеф. А мне остается лишь молить бога, чтобы не было слишком поздно.
Девятого ноября Гизела начала жаловаться на боль в горле. В тот же вечер, пока в Нюрнберге и по всей Германии свирепствовали эсэсовские погромы, у девочки поднялась температура, но лишь вечером следующего дня их сосед, доктор Грюнбаум, смог к ним заглянуть.
– Скарлатина, – объявил он, осмотрев Гизелу. – Не могу сказать точнее, пока не появится сыпь, но сейчас по всей округе дети болеют.
– Сними пальто, Карл, позволь мне угостить тебя чаем, – предложила Антония. – У тебя измученный вид.
– Лучше кофе. Без сливок и побольше сахара.
Они прошли в гостиную, и Антония разлила по чашкам кофе из серебряного кофейника.
– Здесь, в доме, так спокойно – с грустью вздохнул доктор. – А мир за окном напоминает грязный свинарник. – Глаза у него были воспаленные, на скулах проступила щетина, пальто было испачкано кровью. – Сегодня у меня было пятнадцать вызовов, Тони. Пятнадцать наших друзей. Все они были избиты. Большинство из них пришлось выводить из шока.
– Я могу чем-нибудь помочь, Карл? Как только Йозеф вернется, я могу пойти с тобой по вызовам.
– Спасибо, Тони, не нужно, – улыбнулся доктор Грюнбаум. – Ты должна оставаться с Гизелой, ей нужна ее мама. Она тяжело больна. А где Йозеф?
– У друзей. – Она пожала плечами. – Он сходит с ума от вечного сидения в четырех стенах. Я сама ему советую почаще выбираться из дому.
– А где Даниэль?
– Он наверху с Леопольдом. Он часто читает дяде после школы. Даниэль хороший мальчик.
– Будем надеяться, он не заразится от своей сестренки. – Доктор допил кофе и поднялся, собираясь уходить. – Покрепче запри сегодня все двери, Тони, и не подходи к окнам.
Она проводила его до дверей, нервно поправляя волосы.
– Карл… Гизела перенесет дорогу?
– Безусловно, нет, – решительно ответил он. – Скарлатина может дать осложнения. Иногда бывает даже менингит. Это маловероятно, Тони, но постельный режим очень важен, его надо соблюдать.
– Понятно. – Антония поцеловала его в щеку. – Спасибо тебе, Карл.
Двенадцатого ноября, в десять минут четвертого, пока Антония давала балетный урок маленькой группе учениц, а Даниэль сидел с Гизелой в детской, за Йозефом пришли два гестаповца. Услыхав дверной звонок, Антония инстинктивно угадала, в чем дело, и всем сердцем возблагодарила бога за то, что Йозефа опять не оказалось дома.
Она быстро распустила класс, выпустив детей через дверь студии, написала записку Йозефу и отдала ее фрау Кон, таперше. Потом она побежала наверх, велела Даниэлю запереться в детской вместе с Гизелой и пошла открывать дверь.
– Фрау Зильберштейн? Где ваш муж?
– Я не знаю. Его нет дома.
