Марина колебалась. Помнит ли он ее? А если помнит, признается ли в этом? Мысли Марины вернулись к Дженни... Ее ребенок. Их с ним дитя. Дочь, которую он, возможно, похитил.
– Скажите ему, что это... Что это принцесса.
Женщина с удивлением смотрела на Марину через толстые, увеличивающие глаза стекла очков.
– Сейчас я узнаю, примет ли он вас, – сказала она и исчезла в доме, прикрыв входную дверь.
Марина стояла не двигаясь, ее мысли, ее тело, ее чувства – все окаменело, замерло в неподвижности, кроме бешено бьющегося сердца.
Дверь снова отворилась. На этот раз это был сам Эдвард Джеймс. Седина, которая некогда серебрила его виски, теперь выбелила голову, как снег горные вершины Вермонта; помимо усов, он носил теперь и аккуратно подстриженную бороду, обрамлявшую его загорелое, некогда красивое лицо, черты которого смягчил бег времени. Ворот белой рубашки был расстегнут на груди, уже не такой крепкой и широкой, как в прежние времена, а брюки в поясе были, пожалуй, несколько просторнее, чем следовало. В руке Эдвард держал книгу. Он смотрел на Марину и все шире улыбался.
– Марина? – спросил он, и Марина поняла, что он ее узнал.
Она поняла это по вспыхнувшему в его глазах свету, по нескрываемой радости, с которой он разглядывал ее лицо. Этот свет был словно луч маяка, нащупавшего в тумане ее истосковавшуюся душу.
– Здравствуйте, профессор Джеймс, – сказала Марина. – Как давно мы с вами не виделись.
– Да, да, – подтвердил он. – Прошу вас, войдите.
Марина была в нерешительности. Чутье подсказывало ей, что Эдвард не имеет никакого отношения к похищению Дженни. Чутье подсказывало ей, что это честный, порядочный человек, который хоть и поддался тогда своему чувству, тем не менее остался верен данному когда-то слову. Радость наполнила все существо Марины при мысли, что этот человек отец Дженни. Ей хотелось знать, какие его качества унаследовала их дочь.
Но тут она вспомнила о записке с требованием выкупа и причину, по которой явилась сюда.
– Будет лучше, если мы поговорим на улице, – сказала она негромко, чтобы не услышала его жена. – Мне надо кое-что вам сказать.
Они шли по дорожке вдоль пруда. Эдвард стал как бы ниже ростом, и его походка потеряла прежнюю уверенность. Они шли совсем рядом, но не касаясь друг друга; каждый из них думал о своем, но не говорил ни слова, молчание не угнетало их, а скорее умиротворяло, как это бывает между очень близкими друзьями, которые не нуждаются в словах. «Духовная близость, вот это как называется», – подумала Марина.
– Вы прекрасно выглядите, Марина, – наконец произнес Эдвард.
Марина отбросила назад волосы и улыбнулась.
– Благодарю вас, – ответила она. – Вы тоже прекрасно выглядите, профессор.
– Боюсь, годы не были так благосклонны ко мне, как к вам, – рассмеялся Эдвард. – С другой стороны, мне скоро будет пятьдесят пять. Представляете, пятьдесят пять.
Он все еще не спросил, почему она в Нортгемптоне, он все еще не спросил, почему она пришла к нему.
– Я много читал о вас в эти годы, – сказал он.
– Неужели, профессор? – поддразнила его Марина. – Я не знала, что вас интересуют светские новости.
– Трудно не заметить броские заголовки бульварных газет.
Марина отвернулась и посмотрела на пруд.
– Не следует верить всему, что пишут.
– Вы так думаете?
– Кое-что было правдой. Но с тех пор я изменилась.
Марина почувствовала неловкость оттого, что ей приходится оправдываться. И тут она вспомнила, как легко прежде Эдвард читал в ее душе и видел ее подлинную сущность.
– Надеюсь, вы не лишились такого своего качества, как непосредственность. Надеюсь, вы также не потеряли свою отзывчивость.
– Непосредственность? – изумилась Марина. – Вы считаете, что непосредственность была моим качеством?
– Без сомнения, – усмехнулся Эдвард. – Непредсказуемая. Взрывная. И в то же время отзывчивая. – Он слегка нахмурился. – Не уверен, что вы реализовали этот свой талант. Мне кажется, вы опасались последствий, к которым вас может привести эта отзывчивость.
Они шли дальше в молчании, и наконец Марина заговорила:
– Я боялась многих вещей, Эдвард.
– А теперь?
– Теперь? Теперь я пытаюсь совершать добрые поступки. Я пытаюсь спасти свою страну.
Произнося эти слова, Марина поняла, что сама впервые поверила в их искренность.
Эдвард кивнул.
– У вас есть для этого все качества, принцесса. А что касается прессы, то я и без нее всегда был уверен, что из вас выйдет отличная представительница золотой молодежи.
