едут со своими французскими подругами, тоже жаждущими поживиться награбленным.
Если мы проиграем эту кампанию, французские женщины должны нести самую большую ответственность. Ночи страсти и распутства подорвали нравственные устои наших солдат и офицеров. Они больше не хотят жертвовать своей жизнью во славу отечества благодаря энергичным усилиям профессиональных шлюх и любительниц сладкой жизни. Будь я командующим, быстро бы навел порядок при помощи военного трибунала. Этим мы, по крайней мере, проявили бы свое уважение к солдатам, героически сражающимся на востоке.
Судьба моей эскадрильи пока не решена. Сейчас я получил приказ оборудовать новый аэродром недалеко от Манша. У меня приблизительно 1000 солдат и еще 1000 бельгийцев обслуживающего персонала.
Пока я не получил ни новых самолетов, ни летчиков.
Несколько дней назад эскадрилья была переведена в Вестервальд. Я провел несколько операций вместе с офицерами штаба. В этих боях я получил возможность увеличить свой постоянно растущий счет.
Здесь, в Германии, царит совершенный хаос с тех пор, как рейхсфюрер СС Гиммлер взял на себя командование резервными войсками. Кажется, фюрер передает командование вооруженными силами лидерам своей политической партии, отстраняя военных руководителей. Слава Гитлера как «величайшего военного гения всех времен», распространившаяся в начале войны, медленно, но верно меркнет. Он поступил бы мудрее, предоставив ведение боевых действий опытным генералам.
Несколько дней назад я присутствовал на конференции с генералом Галландом, командующим истребительной авиацией. Возможно, моя эскадрилья будет расформирована совсем, принимая во внимание чрезвычайную сложность ее восстановления. Производство наших самолетов серьезно затруднено вследствие воздушных атак союзников. Почти все заводы разрушены, а недостаток топлива еще больше ограничивает наши возможности.
Более того, трудность представляет вопрос укомплектования эскадрильи. Подавляющая часть опытных летчиков или погибла, или ранена. На западе и на востоке наша линия фронта каждый день понемногу отходит назад. Сейчас мы ждем новое «секретное оружие».
Мы, летчики-истребители, в частности, очень ждем появления реактивных самолетов. По идиотскому распоряжению Гитлера, данному несколько недель назад, первые реактивные двигатели, которые сойдут с конвейера, будут использованы исключительно как «оружие возмездия».
Гитлер с гневом отверг протесты командного состава истребительной авиации всех уровней, Галланда и даже Геринга. Нам запрещено обсуждать возможность использования реактивного двигателя в воздушных боях.
Немецкая авиация медленно истекает кровью, защищая рейх. Наши города, заводы полностью разрушены, они практически беззащитны перед методичными бомбардировками англичан и американцев. А в это время единственное, о чем может думать Гитлер, – это «возмездие»!
Если бы нам предоставили хотя бы одну или две авиагруппы, оснащенные новыми «Ме-262», мы получили бы хороший шанс для исправления ситуации. В противном случае война в воздухе будет проиграна.
Два дня назад меня направили в 8-ю истребительную дивизию. Моя эскадрилья переведена под Вену. Я здесь, чтобы получить пополнение и самолеты, перед тем как отправиться воевать в Венгрию.
Сегодня у меня была прекрасная встреча. Генерал-майор, начальник штаба дивизии, пригласил меня в штаб, чтобы представить начальникам отделов. В отделе разведки я встретил того, кого ожидал встретить меньше всего! Старший лейтенант Гюнтер Герхард! Я не мог поверить своим глазам!
Это мой старый друг, который, как мне сообщили, погиб больше двух лет назад. Гюнтеру тоже сообщили, что я погиб в ожесточенной схватке на западе.
Это был один из самых счастливых сюрпризов войны для меня. По моей просьбе Гюнтер немедленно назначен в мою эскадрилью, заменив капитана Маршалла в должности моего адъютанта. Мой старый друг был в восторге, сменив гнетущую атмосферу в штабе на чистый воздух боевой части.
За последние несколько дней я постоянно получал пополнение. Летчики, направленные в мою эскадрилью, являлись на рапорт в штаб. Среди них было несколько знакомых лиц, пилоты, вернувшиеся к боевым действиям после госпиталя. Некоторые из них летали на бомбардировщиках до того, как были расформированы их части.
Наши самолеты должны прибыть в течение нескольких дней. Я могу только надеяться на то, что это будут реактивные машины.
Сегодня рассеялись все мои надежды на будущие операции.
Вскоре после полуночи я получил по телефону приказ направиться в Анклам, на север Германии. Я лично должен поехать туда заранее на автомобиле и доложить командному составу истребительной авиации, созванной рейхсмаршалом Герингом.
После того как я отдал необходимые приказы по эскадрилье, в 3.00 вместе со старшим лейтенантом Герхардом и водителем отправился в дорогу. У нас 36 часов, чтобы добраться до Анклама через Прагу, Дрезден и Берлин. Мы запаслись топливом на всю дорогу, поскольку не были уверены, что сможем заправиться по дороге.
Около 16.00 мы остановились для короткого отдыха в гостинице в чешской деревне, заказав по чашке кофе. Отдохнув, я сел за руль, и мы продолжили путь. Мы не проехали и километра, как, потеряв управление, машина взорвалась. Мы врезались в парапет моста. Сидевшего рядом со мной Герхарда выбросило из машины, и он сломал ногу. Водитель выбрался из машины, потом потерял сознание. Меня самого прижало к сиденью. Я был ранен – осколки попали мне в ногу, из моих сапог сочилась кровь. В отчаянии я попытался выбраться из-под обломков. Послышался шум еще одной приближающейся машины, затем взрыв. Последовал страшный удар – «фольксваген» врезался в наш автомобиль. Его вынесло с дороги, и он свалился в глубокий кювет на другой стороне. Прилагая отчаянные усилия, я в конце концов выбрался из машины. Мое левое колено разбито, как и правое бедро. Лежа на спине, я медленно полз, отталкиваясь локтями, стараясь добраться до ямы на обочине.
Прошло два часа, прежде чем нас подобрали эсэсовцы. Водитель второй машины мертв. Катастрофы с обеими машинами, как выяснилось, вызваны взрывом магнитных мин. Это дело рук чешского подпольного террористического движения.
Ночью нас забрали в госпиталь военно-воздушных сил, где Гюнтеру и мне немедленно сделали операции. Моя левая нога распухла и побелела. Хирург сначала хотел ее ампутировать, поскольку не надеялся спасти. Я был в полном отчаянии. Мне не хотелось провести остаток моих дней калекой. Потребовалось два с половиной часа работы, чтобы привести мое колено в относительный порядок. На обе ноги мне наложили шины, после чего наконец отправили в палату, где уже лежал Гюнтер, которому тоже наложили шину на одну ногу. У него было еще несколько серьезных травм.
Я попросил одну из медсестер принести мою сумку и достал бутылку бренди, которую мы с Гюнтером осушили за несколько минут.
В эту ночь я не чувствовал никакой боли!
Восемь недель – восемь долгих, бесконечных недель – я лежал в постели и не мог пошевелиться. Гюнтер лежал в соседней кровати. Дни монотонно сменялись мучительными ночами.
Раны на моем левом колене зажили. Правая нога постепенно становится короче, мне придется смириться с этим.
Доктор обещал скоро разрешить мне встать. Завтра утром снимут шины.
Сегодня рано утром мне сняли шины.
Обе мои ноги стали страшно худыми. Правое колено словно одеревенело. Я настолько ослаб, что едва смог сесть на кровати. Хотел сделать шаг, чтобы посмотреть, смогу ли встать, смогу ли ходить, в конце концов. Но каждый раз, когда я пытался встать, у меня начиналось головокружение.
