— Да не вывалятся, — заверил Тимур. — Не такие уж они у тебя… Вернее, шорты не такие короткие. Разве что…
— Разве что? — сразу же спросил Роман обеспокоенно.
— Разве что кто-то начнет туда заглядывать, — рассудил Тимур. — Но это извращенец будет какой- то. А сейчас их не осталось, все извращения легализованы.
Я помалкивал, нежась под солнцем. Сейчас в самом деле, когда в теле вот такая блаженная истома, все кажется далеким, мелочным и пустяшным. Ну и что, как сказал Тимур, что вывалятся на солнце помидоры Романа?.. Подумаешь… Остатки ханжества, которое все еще до конца не изжито. Изживаем, изживаем, изжили уже горы, но пустячки все еще остаются…
Когда-то женщине нельзя было, даже переходя лужу, приподнять платье до щиколотки, а сейчас и по улице ходят в топиках, а то и вовсе топлес. И что, мир рухнул?.. По технике мы уже в двадцать первом веке, а по морали — в Средневековье. Все еще боремся с нелепыми запретами. Бедный Роман никак не успокоится, не может получить кайф от ласкового солнышка: все проверяет, не расправились ли подоткнутые под задницу штанины, не открылись ли вдруг солнцу его семенники… А что, если в самом деле их будет видно? Ими не заинтересуются даже папарацци, что дежурят в надежде застать модного актера или политика в подходящей позе. Но если раньше старались заснять голого, то теперь кого этим удивишь? Теперь стараются поймать в нелепой позе или с пальцем в носу…
Интересный рудимент мышления, проползла разнежившаяся на солнце мысль. Одежда давно не выполняет той роли, для которой предназначалась, но все еще не отказываемся…
— Мороженое, соки! — донесся звонкий девичий голос.
По горячему песку шла девушка в легком костюме официантки, в белом кружевном переднике, через плечо широкий ремень, на котором небольшой открытый ящик.
Гулько задвигался, поднимал голову, шея напряглась, вздулись жилы, словно у него мозги чугунные. По лицу катились крупные капли пота.
— Мне, — сказал он, — воды!.. Как я понимаю верблюдов!
— Да ты и похож, — обронил Тимур, не упускающий случая куснуть просто по привычке кусать все, что оказывается близко от зубов.
— А мне мороженого, — попросил Роман.
Девушка мило улыбнулась им, протянула картник. Гулько и Роман на миг коснулись его кончиками пальцев, идентификатор личности сработал бесшумно, она протянула одному бутылку пепси, другому — фруктовое и обезжиренное мороженое.
— Спасибо. Держите.
— Вам спасибо, — сказал Гулько, — вы нас спасли.
На соседних шезлонгах негромко переговариваются две женщины, закрыв лица широкополыми шляпами. Одна сдвинула ее, лицо не очень молодое, но стильное, чувствуется работа хирурга высшей квалификации, попросила голосом бизнес-леди, перед которой подчиненные метут дорожку:
— И нам два мороженых.
Обе загорают топлес, целомудренно оставив какие-то ниточки, символизирующие стринги. Когда поднимутся поплавать, эти «трусики» не закроют даже половые губы, но в то же время считается, что одеты. Нам это привычно, а марсиане бы не поняли такой логики.
Я тоже марсианин, мелькнула мысль. Или потому, что хайтековец? Или во мне настолько силен трансчеловек, что уже и на людей смотрю иначе?
Глава 8
На стене лично для меня вместо аквариумных рыбок размером с тюленей возникли часы, а услужливый голос подсказал, что до выхода осталось семь минут. Часы исчезли, снова сменившись картинками подводного мира, я потянулся, захлопнул ноут, сам закроет все приложения, сохранит и откроет завтра на том же месте.
В приемной пусто, секретарша исчезла, на полставки почему-то работают меньше, чем полдня. Я вышел в общий зал, там Тимур сразу же поднял голову.
— Уже идешь?
— Да, — ответил я. — Надо сегодня заскочить в «Электронный рай». Пришла партия новейших бебихаусов.
Он хихикнул:
— Это тех, которых и трахать можно?
— Трахать все можно, — сообщил я ему новость. — Вон Гулько перетрахал все в доме, даже газонокосилку… Нет, мне в самом деле нужна штука, чтобы все в доме делала.
Он пожал плечами:
— Закажи по инету. Привезут и установят любую модель.
— Я стреляный воробей, — сказал я. — На продаже сидят такие же умельцы, как ты здесь. Всегда стараются всучить какую-то дрянь. Заказываешь одно, привозят другое! А возразишь, ссылаются, что это новейшая модификация!.. Как будто успели модифицировать, пока везли от магазина к дому!
От своего стола поддержал Роман:
— Ты прав, шеф. Если есть время, лучше пока по старинке. Самому посмотреть, пощупать и выбрать. Это роботам можно верить, людям… гм… если посмотреть на Гулько, то я бы всех людей, кроме нас с тобой, только в тюрьме бы и держал.
Алёна поднялась, стул под нею сразу сложился и юркнул под стол, а она сделала пару упражнений, разминая затекшее тело.
— Я с тобой, — сказала она. — Мне надо новую насадку.
Въедливый Тимур тут же спросил:
— Тебе?
Она посмотрела на него холодно.
— Моему кухоннику. У него интеллекта чуть побольше, чем у тебя.
— На пенис? — спросил Тимур с лучезарной улыбкой.
— У него с пенисом все в порядке, — отрезала Алёна. — Это тебе не помешали бы там насадки.
Тимур фыркнул:
— Просто ты была пьяной и не распробовала…
Когда мы уже выходили из здания, она сказала мне сердито:
— Ну что он за свинья? Никогда я не напиваюсь, а с ним так вообще ни разу не трахалась!
— Да он просто прикалывается, — сказал я равнодушно.
— Все равно обидно, — пожаловалась она.
— Да брось, — ответил я с еще большим равнодушием. — Как будто кого волнует, с кем ты спала и в какой позе. А вот напиваться в самом деле не стоит. Это прошлый век…
Она посмотрела на меня искоса, лицо напряглось, потом она внезапно расхохоталась:
— Надо же! Шеф заботится о моем облико морале!..
— Я такой, — ответил я с гордостью. — Заботистый.
Магазин прикладного хай-тека за два квартала от нас, Алёна шагала широко, размашисто, на нее оглядывались. Я с удивлением заметил в глазах мужчин восторг, а в женских — злость и раздражение.
Алёна в самом деле хороша, если кому по вкусу валькирии: высокая и сильная, с развевающимися за спиной золотыми волосами, уверенная, с выступающей вперед «по-мужски» нижней челюстью.
И хотя все больше мужчин передоверяют женщинам работать и быть единственными кормильцами семьи, а сами готовят на кухне и возятся с детьми, но таких пока меньше, так что Алёна не случайно еще одинока. Ей, как понимаю, нужен тихий робкий подкаблучник.
— А ты знаешь, — сказала Алёна, — наша Госдума и тут отличилась.
— С бебихаусами? — спросил я.
— Да.
