— Не любите деда?
— Люблю! Сменим тему.
— Марки коллекционирует, — задумчиво продолжал Эллери, — бабочек ловит, засушивает… Мужчина без дела и без специальности в возрасте мистера Кольера не ограничивается парочкой хобби. Чем еще он увлекается?
Кроув со стуком поставил стакан:
— Будь я проклят, если скажу о нем еще хоть слово. Лорел, ты идешь?
— Зачем горячиться, Мак? — миролюбиво сказал Эллери.
— Зачем расспрашивать про деда?
— Затем, что я тут сижу, размышляю… о многом. Стараюсь чего-то наугад нащупать.
— Щупайте в другом направлении!
— Нет, щупать надо везде. Это первый урок, который усваивается в нашем деле. Вашему деду известно научное название квакши. Это наводит на предположение, что он интересовался вопросом. Поэтому мне хотелось бы знать, не собирал ли он древесных лягушек, подолгу бродя по лесам у подножия гор?
Макгоуэн побледнел, на красивом лице возникло страдальческое озадаченное выражение.
— Н-не знаю.
— У него где-то хижина есть неподалеку от дома, Мак, — тихо проговорила Лорел. — Можно заглянуть.
— Можно, но не нужно. Я этого делать не собираюсь! За кого вы меня принимаете? — Он взмахнул кулаком. — Ну, допустим, он ловил лягушек, и что? У нас свободная страна, а этих самых квакш кругом полным-полно, вы сами сказали!
— Правда, правда, — успокоил его Эллери. — Наливайте еще. Я сам влюбился в старого джентльмена. Ах, кстати, Лорел…
— Готовиться к допросу? — пробормотала она.
— Ну, — усмехнулся он, — признаюсь, о вас я тоже думал. Вы говорили при нашей первой встрече, что Леандр Хилл вас удочерил.
— Да.
— И упомянули, что не помните своей матери. Что-нибудь вообще знаете о своих настоящих родителях, о родных?
— Нет.
— Простите, если это вам неприятно…
— Слушайте, — крикнул Макгоуэн от буфета, — вы просто тычете пальцем в небо!
— Да тут нет ничего неприятного, Эллери. — Лорел безуспешно попробовала улыбнуться. — О своем происхождении я ничего не знаю. Меня просто, как в книжке, на порог подкинули. Папа, конечно, не имел права меня растить, будучи холостяком и прочее. Но он нанял надежную женщину и держал меня около года, прежде чем сообщить куда следует. Потом возникла куча трудностей. Меня у него забрали, началось долгое судебное разбирательство. В конце концов ничего не выяснили, никто меня не разыскивал, папа выиграл дело, получил разрешение на законное удочерение. Разумеется, я этого не помню. Он еще долго искал моих родителей, боялся, вдруг за мной кто-нибудь явится, хотел раз навсегда покончить с делом. Но, — поморщилась девушка, — так и не нашел никого, и никто не явился.
Эллери кивнул:
— Я спросил потому, что подумал… возможно, события… обстоятельства смерти вашего приемного отца, угрозы Роджеру Прайаму… как-то связаны с вашим прошлым.
Лорел широко открыла глаза.
— Триумф детективной науки, — вставил Макгоуэн. — Как же именно, шеф? Просветите.
— Я кидаю в котел все мало-мальски стоящее, — пожал плечами Эллери, — даже то, что совсем мало или вообще ничего не стоит. Однако, бредовая эта мысль или нет, ваше прошлое может иметь отношение к делу. В любом случае вы меня несколько беспокоите. Намерены докопаться до донышка, желаете отомстить…
— Ну и что тут такого? — огрызнулась Лорел.
— То, что это вообще ненормально. Нет, постойте. Вы слишком энергично стремитесь, почти психопатически жаждете мести. По-моему, это на вас не похоже… не соответствует моему о вас представлению.
— Я никогда еще не теряла отца.
— Конечно, однако…
— Вы же меня не знаете, — рассмеялась девушка.
— Правда, не знаю. — Эллери с отсутствующим видом набил трубку. — Но одно возможное объяснение заключается в том, что подспудный мотив ваших стремлений — не месть за убийство, а желание найти себя. Может быть, вы подсознательно надеетесь, обнаружив убийцу, прояснить тайну своего происхождения.
— Я никогда об этом не думала. — Лорел помолчала, подперев рукой подбородок. Потом тряхнула головой. — Нет, едва ли. Мне действительно хочется знать, кто я, откуда, из какой семьи и так далее, но это для меня не имеет большого значения. Даже если бы отыскались родители, они были бы чужими и дом… не родным. Нет, я любила отца, как родного. Он и был мне отцом. И я хочу увидеть, как тот, кто довел его до рокового сердечного приступа, за это расплатится.
Когда молодые люди ушли, Эллери открыл дверь своей спальни:
— Все в порядке.
— Я уж думала, никогда не уйдут.
— Боюсь, это моя вина. Я сам их задержал.
— В наказание за то, что я спряталась?
— Возможно. — Он умолк в ожидании.
— Мне здесь нравится, — медленно проговорила Делия, оглядывая невысокую светлую мебель, сидя на его кровати, вцепившись в покрывало, не сняв ни шляпу, ни перчатки.
Должно быть, думал Эллери, точно так же сидела все время, пока он в другой комнате занимался гостями. В подвешенном состоянии. Столь же неопределенном, как вероятный предлог для ухода из дому. Надо поехать в город с визитом. К тем, кто тоже носит шляпы и перчатки.
— Почему вы спрятались, Делия?
— Так спокойней. Ничего не надо объяснять. Никому лгать не надо. Никаких сцен. Не выношу скандалов. — Ее как бы больше интересовал дом, чем хозяин. — Явиться к одинокому мужчине… немыслимо…
— Зачем вы пришли?
— Не знаю. Просто захотелось. — Она рассмеялась. — Вы столь же негостеприимны, как в прошлый раз. Я не слишком сообразительна, но прихожу к заключению, что вы меня невзлюбили.
— Когда оно пришло вам в голову? — грубо спросил он.
— После второй встречи.
— Чушь. Глядя на вас, любой мужчина чувствует себя петухом.
— А вы больше не чувствуете себя петухом? — вновь рассмеялась Делия.
— Охотно отвечу на вопрос в гостиной.
Делия резко вздернула голову.
— Вам не придется отвечать ни на какие вопросы. — Она встала, быстро прошагала мимо Эллери. — Ни в гостиной, ни в каком-либо другом месте. — Он захлопнул за собой дверь спальни, повернулся к ней, и она почти с грустью спросила: — Я вам в самом деле не нравлюсь?
— Вы мне очень нравитесь. И поэтому не должны приходить сюда.
— Вы же сами только что сказали…
— Чистейшую правду.
Она кивнула, как бы не совсем понимая. Подошла к письменному столу, не взглянув в висевшее над ним зеркало, взяла курительную трубку, погладила указательным пальцем. Он сосредоточился на ее руках,
