собрание слишком хорошее, надо составить указатель для биб… биб…
— Для библиофилов?
— Точно. Дело пустячное… Думаю, придаст мне известности в ювелирном деле. Каталог вон на той полке. Знаете, стоил мне кучу денег, спецзаказ, печать четырех цветов на особой бумаге, в описании книжек куча всяких технических данных, мне даже не выговорить, — фыркнул Прайам. — Только, богом клянусь, для чего выговаривать, когда можно заплатить? — Он махнул волосатой рукой. — Нисколько не возражаю, мистер… как вас там?
— Квин.
— Валяйте, Квин.
— Мистер Прайам, вы очень любезны. Кстати, после составления каталога к собранию добавлялись еще книги?
— Еще? — Прайам вытаращил глаза. — Я купил самые лучшие. Зачем мне еще? Когда начнете?
— Я всегда говорю: лови момент, не теряй времени. Ночь все равно пропала.
— Вдруг я завтра передумаю, да? — Прайам снова оскалился, на сей раз изобразив нечто вроде дружелюбной усмешки. — Порядок, Квин. Вы, похоже, не дурак, хоть и пишете книжки. Давайте! — Усмешка исчезла, когда он перевел звериные глазки на Уоллеса. — Вези меня назад, Альфред. И лучше до утра спи внизу.
— Слушаюсь, мистер Прайам.
— Чего стоишь, Делия? Спать ложись.
— Хорошо, Роджер.
Последнее, что увидели Эллери с Китсом, был дружеский взмах руки Прайама, которого Уоллес вез через холл в коляске. Жест свидетельствовал, что он, выговорившись, преодолел свои страхи, если даже не полностью позабыл их причину.
Когда дверь в противоположном конце холла закрылась, Эллери сказал:
— Надеюсь, миссис Прайам, вы ничего не имеете против. Мы должны выяснить, что это за книга.
— Неужели считаете Роджера дураком?
— Почему вы не ложитесь в постель?
— Не совершайте подобной ошибки. Кроув! — Ее голос смягчился. — Где ты был, дорогой? Я уже начала беспокоиться. Нашел дедушку?
Юный Макгоуэн, торчавший в дверях, ухмыльнулся.
— В жизни не догадаетесь где. — Он посторонился, пропустив старика Кольера, который появился с грязным пятном под носом и радостной улыбкой. — В подвале.
— В подвале?
— Дед искал темное помещение, мама. Фотографией занялся.
— Целый день щелкал твоим «контаксом», дочка. Надеюсь, не возражаешь. Очень трудно научиться, — признался Кольер, качая головой. — Снимки выходят не совсем хорошие. Эй, привет! Кроув мне рассказал, что возникли новые проблемы.
— Вы все время были в подвале, мистер Кольер? — спросил лейтенант.
— С тех пор, как поужинал.
— Ничего не слышали? Кто-то окно взломал.
— Уже знаю от внука. Нет, ничего не слышал, а если б услышал, наверно, запер бы подвальную дверь, пересидел до конца. Дочка, ты совсем плохо выглядишь. Смотри не свались.
— Ничего, папа, переживу.
— Иди спать. Доброй ночи, джентльмены. — И старик удалился.
— Кроув, — напряженно проговорила Делия, — мистер Квин с лейтенантом Китсом намерены поработать в библиотеке. Думаю… тебе тоже лучше остаться.
— Конечно, конечно, — согласился Мак, наклонился, поцеловал ее.
Она вышла, не бросив ни единого взгляда на двоих других мужчин. Кроув закрыл за ней дверь.
— В чем дело? — жалобно обратился он к Эллери. — Вы с ней поссорились? Что случилось?
— Если вам поручено за нами присматривать, Мак, — рявкнул Эллери, — присматривайте вон из того кресла в углу, не мешайтесь под ногами. Начнем, Китc.
«Собрание Прайама» представляло собой настоящий библиографический кошмар, но Эллери пребывал в научном, а не в эстетическом настроении, его методология не имела ни малейшего отношения ни к искусству, ни даже к морали; он просто велел голливудскому детективу читать названия на книжных полках, а сам отыскивал их в оправленном в золото каталоге.
Прошло почти два часа; за это время Кроув Макгоуэн заснул в кожаном кресле.
Когда Китc, в конце концов, остановился, Эллери попросил:
— Подождите, — и снова принялся водить пальцем по страницам.
— Ну? — бросил Китc.
— Не прочитано только одно название. — Эллери положил каталог, взял обуглившийся остов книги. — Прежде это был том ин-октаво в переплете из дубовой фанеры, с форзацем ручной работы на шелке. «Птицы» Аристофана.
— Кто? Кого?
— «Птицы», пьеса Аристофана, великого комедиографа, жившего в пятом веке до Рождества Христова.
— Что за бред?
Эллери промолчал.
— Считаете очередным предупреждением сожжение книги писателя, умершего две тысячи лет назад? — требовательно спросил детектив.
— Безусловно.
— Почему?
— Ее изрезали и сожгли, Китc. Как минимум, два из четырех предшествующих предупреждений тоже связаны так или иначе с насильственной смертью: отравленная еда, убитые лягушки… — Эллери встрепенулся.
— В чем дело?
— «Лягушки»… Это название другой пьесы Аристофана!
Китc страдальчески сморщился.
— Впрочем, — оговорился Эллери, — явное совпадение. Нет связи с другими случаями… «Птицы»… Полная абракадабра: отравленный тунец, мертвые лягушки и жабы, дорогой бумажник, роскошное издание греческой комедии, впервые представленной, если я не забыл свой классический курс… в 414 году до нашей эры.
— У меня сигареты кончились, — проворчал Китc. Эллери бросил ему пачку. — Спасибо. Скажете, тут есть связь?
— «Перед каждым следующим шагом пришлю предупреждение». Вот что говорится в записке. «Предупреждение с особым смыслом, неясным, загадочным»…
— Совершенно верно. Но все равно скажу, Квин, если эти бредовые предупреждения вообще что- нибудь значат, то каждое само по себе.
— Перед каждым следующим шагом, Китc. Где-то что-то
— О чем там речь идет?
— В пьесе? Ну… насколько припоминаю, два афинянина уговорили птиц построить воздушный город, чтобы отгородить богов от людей.
— Очень полезные сведения. — Расстроенный Китc поднялся и пошел к окну.
Прошло много времени. Лейтенант смотрел в темноту, где начинал клубиться туман, в комнате было прохладно, он вздернул плечи в кожаном пиджаке. Юный Макгоуэн невинно сопел в глубоком кресле. Эллери не произносил ни слова.
Через какое-то время Китc с пустой ошалевшей головой вдруг осознал, что молчание длится слишком
