(Случайно все) переживу их шайку,
Искореню пятнадцать негодяев,
Мы встретимся, быть может, — мир широк…
Дай ей оправданье любить меня!
Когда… и где…
И как ей позволить любить меня,
Когда госпожа она мне везде,
Поставлена роком хранить меня?
(«Чу», — сказала королева Кэт;
Но служанка крикнула, заплетая косы:
«Это только ваш паж, что поет сонет,
Собирая для ваших псов отбросы!»)
Ее ли обидеть? — Защити ее честь,
Сердце мое!
Бедна ли? Сокровищ в мире не счесть,
Стоит землю рассечь и взглянуть в нее!
Но, ах, у нее все сокровища есть!
(«Шш…» — сказала королева Кэт;
Но служанка крикнула, заплетая косу:
«Это только ваш паж, что поет сонет,
Выпуская ваших соколов без спросу!»)
Юлий
Какое имя я услышал здесь?
Кэт? И Корнаро верно, что отвергла
Корону кипрскую, чтоб госпожой
Быть в Азоло, где помнят все крестьяне
О ней; и песни назовут пажей,
О благосклонности ее мечтавших,
Но королевский отвергавших дар.
«Никто ее не оскорблял, — вздыхали, —
Чтоб можно было ей помочь!»
Да, горько
Служить богатой и счастливой даме;
Но так мы смотрим, полюбив: не я,
Но мир так смотрит! Если тот, кто любит,
Бывает иль поклонником, иль богом,
Пажом иль благосклонной королевой,
К чему всегда берем мы роль пажа?
Вот женщина, которой нужен я, —
Я королевой становлюсь!
Как странно!
Смотри, вот женщина с душою новой,
Что, как моя Психея, к ней на губы
Невидимою бабочкой уселась,
Ждет слова моего, чтоб осветить
Иль упорхнуть, оставив все, как раньше.
Вот тело, что души досель не знало,
Спало иль двигалось, смешно ль, прекрасно,
Запятнано иль без греха, а внешность
В наивности свой лик запечатляла:
Оно проснется здесь иль вновь умрет!
Да, форму отыскать в матерьи грубой —
Искусство, душу вызвать же из формы
Ничто? Вот новая моя душа! Пусть ходит.
На что нужна смерть Лутвича?
Пачкун несчастный, чтоб до смерти люди
Его травили смехом? — О, услышать
Господний голос ясным вновь, как прежде,
До смеха их! Увы, с тех пор я слушал
Их, а не Бога!
В Греции есть остров!
Мне нужно лишь молчание — а глина
Повсюду есть. О, делай все, что хочешь,
В искусстве — только будь всегда уверен,
Что хочешь истинно — а это трудно.
Забудь же, Фина, этот дикий сон!
Ну, что нам Лутвич, что друзья Натальи,
Весь мир вне нашей страсти — о, родная,
Родная Фина? Разве не сказал я?
— До ночи мы в страну твою уедем,
На остров, где молчанье волн. Смотри —
Я разбиваю бедные модели,
Чтоб вновь творить. Я с Лутвичем не встречусь,
Пусть встретится со статуей моею;
Нам неизвестный остров в дальнем море!
Как бог, идущий в мире, там стоит
Гора, мгновенье сумраком одета,
Где братства кедров нежно примут нас —
И ты всегда со мною, взор во взоре —
В моих объятьях, как сейчас — сейчас!
О, неизвестный остров в дальнем море!
Нам неизвестный остров в дальнем море!
Блефокс. Так это ваша Пиппа, та маленькая девочка, которая прошла сейчас с песней? Ну, что же, деньги управляющего вашего Епископа будут честно заработаны, — не стройте мне кислых мин за то, что я упоминаю имя Епископа в связи с делом; мы знаем, что он в стороне от всех этих ужасов; мы знаем, что он святой, помимо того, что он — великий человек и все, чем должен быть Епископ.
