что это не человек, сомневаться не приходилось. У него было четыре руки; на лице, похожем на человечье, вместо носа торчал большой изогнутый клюв. Я понял, кого видел в проеме между тучами и почему его профиль был горбонос и ужасен. Тогда мне казалось, что схожу с ума. А теперь остается лишь недоумение: как я мог его увидеть с земли?
Но инопланетянин не оставил мне времени на размышление. Он взмахнул рукой, и на стене появилась картина: несколько человек преследуют одного. Этим одним был я. Затем появился корабль, похожий на восьмерку. Из него опустился какой-то прибор и поднял человека в корабль из-под самого носа у преследователей. От корабля потянулась пунктирная линия, наворачиваясь виток на виток. По обе стороны от нее вспыхивали символы, но я не догадывался, что они означают. Затем появилось схематическое изображение системы двух солнц, вокруг которых вращались планеты. Одна из планет пульсировала, росла…
Инопланетянин показал рукой на себя, потом — на изображение планеты. Я понял: он — оттуда. Инопланетянин повторял свои движения снова и снова, как бы требуя чего-то от меня. Возможно, он не был уверен, понял Ли я его.
Я сделал усилие, чтобы кивнуть. В тот же миг исчезла скованность, движение получилось свободным.
Инопланетянин внимательно смотрел на меня. Его лицо было невозмутимо или казалось таким мне. Я встал, подошел к стене и, показывая на себя и на изображение его родной планеты, постарался улыбнуться во весь рот, как улыбался когда-то начальнику, рассказывающему о своем очередном повышении.
Инопланетянин положил одну из своих рук на мое плечо, мягко усадил меня в кресло. В стене словно образовалось окно, и в нем я увидел удаляющуюся Землю. Сиреневые тени, как газовые шарфы, вились вокруг ее атмосферы, размывались очертания материков. Планета, отвергшая меня, казалась отсюда большим светящимся глобусом, который ничего не стоит разбить на мелкие осколки метким броском камня. Больше мне не страшны были гончие. Возможно, им придется бояться теперь меня. Я, изгнанник, затравленная дичь, заклейменный и непрощенный, первым из людей Земли вступил в контакт с могущественными пришельцами, несомненно, обладающими страшным оружием. Кто-то когда-то говорил мне: «Если уже неудачнику повезет, то это будет большое везение». Сквозь полудрему я видел четырехрукую фигуру, уходящую из каюты, в провале стены — вращающийся знакомый глобус, сделанный будто из светящегося хрупкого стекла… Давно, в школе, я стрелял в подобный глобус из рогатки. Доверят ли мне инопланетяне свою «рогатку»?
Впервые за последние двадцать семь лет я уснул спокойно…
Проснулся я, чувствуя себя бодрым и сильным, помня все, что со мной происходило, и непонятным образом зная многое о корабле и его экипаже. Мне было известно, например, что корабль вращается по околоземной орбите, космонавты хотят выбрать место для посадки и ждут моих советов.
Изумление перед собственным знанием длилось лишь несколько секунд. А затем я вспомнил, — именно вспомнил, а не сообразил или понял, — что все эти сведения получил во сне. Гипнопедия? Не каким образом они составили программу обучения для неподготовленного?
В это время на стене вспыхнул сигнал, означающий, что кто-то просит разрешения войти. Я мысленно дал разрешение, и в стене тотчас образовалась дверь. В каюту вошел Маас. На корабле он был космолингвистом.
— Рад видеть тебя, Пауль, — сказал Маас.
— Рад видеть тебя, Маас — откликнулся я на их языке, который теперь был моим вторым языком.
— В самом начале нашей беседы я хочу извиниться, если в наших действиях было что-либо, включающее насилие над твоей волей.
Я сделал отрицательный жест, но он продолжал:
— Во-первых, мы насильно подняли тебя в корабль, но поступили так лишь потому, что уловили твой мысленный призыв, твою просьбу о спасении и защите. Во-вторых, мы обучили тебя своему языку, не спрашивая твоего согласия, но это был наиболее короткий путь и к установлению контакта, и к тому, чтобы избежать любых недоразумений. Стоит тебе пожелать — и мы сотрем знание нашего языка в твоей памяти, возвратим тебя точно в то место, откуда взяли. Более того, мы можем вернуть тебя в то же время и в ту же ситуацию…
— Нет, нет, — поспешно сказал я. — Вы правильно истолковали мой призыв и ни в чем не ущемили мою свободу.
— Уважать свободу — первый закон разумных цивилизаций, — сказал Маас. — Его надо соблюдать очень тщательно.
— Вы его не нарушили, — заверил я, думая: вы не знаете, как его «уважают» на Земле. Ну что ж, постараюсь предупредить события и выдать вам информацию которая поможет мне скорее достичь цели.
Маас ласково смотрел на меня. Его глаза очень походили на человеческие, но были намного больше и простодушней. И цвет их часто менялся. Я старался не смотреть на его клюв. Он постоянно напоминал мне, что я говорю не с человеком, даже не с метисом или черным, и, как это ни обидно, моя судьба зависит от него. Маас сказал:
— Если ты согласен, я соберу остальных членов экипажа, и ты расскажешь о своей планете. Мы выбирали место посадки, когда заметили тебя. Может быть, мы неправильно истолковали ситуацию, которая тогда складывалась, но на всякий случай решили воздержаться от посадки, пока не поговорили с тобой.
— Правильно поступили! — воскликнул я. — Вам трудно даже представить ужасные последствия, которые повлекла бы ваша посадка на Землю. Но разве с Земли вас не заметили? А то ведь они постараются заставить вас сесть.
— Заставить? — изумленно спросил он.
— Вы все поймите, когда я расскажу, что происходит на Земле. А пока ответь на мой вопрос, — попросил я.
— Корабль не могут заметить. Он окружен полем нулевого времени. Для всех остальных, кроме нас, его нет. Из поля мы выходим очень ненадолго.
— Но ведь я же вас видел. Наверняка, видели и другие. И если кто-нибудь правильно истолковал…
— Разве вы можете проникнуть в нуль-время?
— Я не знаю, что это такое. Возможно, вы расскажете мне о нем?
Маас смущенно пожал огромными прямоугольными плечами:
— Новые знания мы передаем не всем. Иначе их могут употребить во вред. А мы слишком мало знаем о тебе и о твоей планете.
— Сейчас узнаете больше, — пообещал я. — Зови своих товарищей.
Дверь в каюту снова открылась. В нее вошли по одному еще четыре инопланетянина. Для меня все они были слишком похожи на Мааса, мне еще предстояло научиться различать их. Постепенно я стал замечать некоторую разницу в лицах и еще больше — в жестах.
— С чего же начать? — спросил я у себя и у них.
— Расскажи о себе. Почему за тобой бежали и ты просил о помощи? Почему твой мысленный призыв был адресован вовсе не к тебе подобным, а скорее к кому-то абстрактному, находящемуся в вышине? Может быть, к нам? Но как ты узнал о нашем присутствии? — спросил Маас.
— И почему наша посадка могла бы повлечь неприятности? — спросил его товарищ.
— Пожалуй, именно с этого и нужно начинать, — согласно кивнул я. — Ведь, рассказывая о себе, я тем самым сообщу вам многое из того, что происходит на Земле, причем буду освещать события с субъективной точки зрения. А она всегда является более правдивой, чем так называемая «объективная». Говоря по совести, объективной точки зрения в рассказах людей вообще не существует. Это лишь маскировка, предназначенная для того, чтобы обмануть или поработить кого-то. — Я хорошо представлял себе, как воспринимают мои слова эти существа, у которых первым законом является уважение к свободе воли каждого члена общества. — Итак, я — ученый, изучающий человеческий мозг. Я составлял карты
