мозга, то есть определял, в каких его местах локализованы различные центры, управляющие всем телом. Понятно, что для этого надо было провести множество опытов на живом мозге. Кроме того, я изучал коренные, принципиальные отличия мозга человека от мозга любого иного животного. И уже как любитель, я пытался установить, имеют ли место в действительности такие явления, как познание мира и приобретение информации непосредственно мозгом, без помощи органов чувств. В связи с этим я изучил различные излучения мозга. Мне удалось открыть два характерных излучения, я назвал их «с» и «у». «С» — от слова «супер», «у» — от слова «унтер». С-излучение оказалось присущим только человеческому мозгу и не наблюдалось ни у одного вида животных. Выяснилась любопытная деталь: с-излучение является преобладающим и определяющим у одних людей и подчиненным — у других. Те, у которых преобладало у- излучение, свойственное мозгу животного, всегда проявляли значительные отклонения в психике. Это ярко выражено у дебилов, идиотов и других калек с органическими дефектами мозга. Мне удалось построить аппарат для регистрации излучений. Его можно было использовать как для диагностики и лечения, так и для правильного распределения людей на различные работы. Естественно, данные исследований не всегда полагалось разглашать…
— Почему? — спросил Маас.
— Человек чаще всего не желает знать правду о себе. Он изо всех сил старается казаться лучше, чем есть, не только перед другими, но и перед собой. Это нужно ему и для собственного удовлетворения, и для того, чтобы занять местечко получше. Многие бы ужаснулись, узнав правду о своем организме; многие отказались бы иметь детей, которым суждена участь родителей; многим пришлось бы переместиться гораздо ниже по служебной лестнице; а некоторым нашлось бы место разве что в клетках зверинца или в клиниках для душевнобольных. Теперь вы понимаете, что тысячам богачей и властителей, получившим блага не в соответствии с балансом между с- и у-излучениями, было очень выгодно избавиться от меня. Однако в это время в моей стране появилась новая политическая партия. Она решила уничтожить устаревшие формы правления, построить во всем мире новое общество, где блага распределялись бы в строгом соответствии с силой каждой расы и национальности. Философам и руководителям этой партии очень пригодились мой аппарат-регистратор и мои наблюдения. Теперь они могли подкрепить свои теории научными данными.
— И остальные люди согласились с ними? — спросил космонавт, сидевший рядом с Маасом.
— Далеко не все, — ответил я. — Пришлось выдержать упорную борьбу. Наконец новая партия победила в моей стране и еще в нескольких странах. Но зато в других государствах поднялся страшный шум.
«Мой бог, если бы они могли к тому же проникнуть в Тайну!» — подумал я, продолжая рассказывать:
— Всех нас, кто стремился к справедливости и порядку, обвинили в самых тяжких преступлениях. Даже мои опыты по изучению мозга они объявили преступными. Вспыхнула война…
— Разве война может что-то решить в споре?
— В том-то и дело, что нет, — согласился я. — Мы проиграли войну, нашу партию в родной стране объявили вне закона. Но основа нашего учения осталась. Порядок, к которому мы стремились, — господство сильного — существует в природе. Желание повелевать другими живет в каждом человеке. Этого наши враги не могут выкорчевать. Потому они так стремятся меня уничтожить, чтобы сохранить в тайне результаты моих работ. Если бы я попал в их руки, меня всяческими средствами заставили, бы отречься от моих работ, признать их ошибочность…
— Что значит «всяческими средствами»? — снова спросил сосед Мааса. Почему-то он не нравился мне все больше и больше. Может быть, причиной был тембр его голоса.
— «Всяческими» — это когда не останавливаются ни перед чем, лишь бы добиться желанного результата. Применяют психологическое давление, голод, химические препараты, страх смерти, пытки…
— Ужасно! — воскликнул Маас, будто нервная дамочка. — Неужели на вашей планете еще не изжиты такие жестокие методы подавления свободы личности?
— Если бы вы приземлились, то на себе узнали бы, что такое принуждение, — уверенно сказал я.
— Ну, нас принудить невозможно, — улыбнулся Маас.
— Но во всяком случае вас не оставили бы в покое. Одно государство пыталось бы использовать вас в борьбе со своими соседями, одна партия — против другой. Так продолжалось бы до тех пор, пока вы либо потеряли бы ориентацию и отказались от своих принципов, либо возненавидели бы какую-нибудь группировку, либо поверили лживым призывам к гуманности и решили наказать зло. Пожалуй, в первую очередь вас попытались бы настроить против меня и моих товарищей, ведь нас меньшинство, мы сейчас слабее…
— Мы не помогаем сильным в борьбе против слабых, — твердо сказал Маас.
— А слабым — против сильных? — спросил я. — Нам вы поможете?
— Нет, — так же твердо сказал Маас. — Мы не помогаем меньшинству против большинства.
— Удобная позиция, — ответил я таким тоном, чтобы он понял, что я имею в виду. — Кому же вы помогаете?
— Прогрессу.
— Но прогресс может идти разными путями и в разных направлениях.
— В конечном счете у него лишь одно направление.
Мой бог, опять эти проклятые слова, которые любил Генрих, — «в конечном счете»…
— В таком случае соберите истинных слуг прогресса — крупнейших ученых, мудрецов и философов — и помогите им стать во главе человечества.
— Ты готов указать их? — спросил Маас.
— Готов.
Выражение его лица изменилось, и я понял, что опять свалился в яму-ловушку. Маас укоризненно сказал:
— Но ведь тогда мы совершим ошибку, от которой ты предостерегал, — окажемся втянутыми в вашу борьбу.
Я ошибся в нем с самого начала. Он был гораздо хитрее, чем казался на первый взгляд. Меня обманули его глаза. Почему я поверил им? Разве в своей жизни не навидался каких угодно доверчивых и наивных глаз, которые на деле неизменно оказывались обычной маскировкой? Или меня снова подвела невезучесть, на которую я забыл сделать поправку? Все же я попытался бороться:
— Вы поможете правому и благородному делу, поможете прогрессу.
— Правое дело не должны насаждать инопланетяне, — мягко сказал Маас. — К тому же, когда они не знакомы с условиями развития данного общества.
— Вы просто не хотите вмешиваться! — с горечью вскричал я. — Но ведь так называемое невмешательство — только ширма. Оно молчаливо поддерживает сильного против слабого, подлого против честного, хитрого против бесхитростного. Вот чего стоит ваше уважение свободы личности…
— Оставим бесполезный спор, — сказал Маас, и я понял, что его не переубедить. — У нас есть правила, которые мы стараемся не нарушать.
Он мельком глянул на одного из товарищей. Я заподозрил, что нарушения правил бывают и у них. Это вселяло надежду. Маас продолжал:
— Однако ты, кажется, убедил меня, что совершать посадку на Землю преждевременно. Тем более, что мы и так задержались в полете. Если пожелаешь, можешь лететь с нами. На нашей планете ты, как представитель Земли, подготовишь будущие контакты с твоей родиной. Если же нет…
— Да! — не колеблясь, сказал я.
— В таком случае разреши нашему биологу осмотреть твой организм — пригоден ли он для жизни у нас?
— Пожалуйста.
— Он должен будет проверить системы усвоения энергии, подробно познакомиться с устройством твоего мозга, с особенностями психики. Ведь она может нарушиться в наших условиях, и, думая, что имеем дело с человеком Земли, мы…
— Согласен на все, — перебил я Мааса, уже представляя себя в роли посла человечества. Какие
