интуицией, поэтому ему и поручили вести «странное дело».
Павел Ефимович отодвинул папку, откинулся на спинку стула, закрыл глаза, сортируя еще раз — теперь уже в воображении — описания различных происшествий: балерина Борисенко во время спектакля повредила ногу, боксер Пинчерский в тренировочных боях потерпел подряд три поражения от более слабых противников. И вот теперь — случай с канатоходцем Марчуком…
Тягостно вспоминать, каким увидел его Павел Ефимович в последний раз. С трясущимися губами и блуждающим взглядом. Складывалось впечатление, что артист кого-то ждет и отчаянно боится, как бы этот «кто-то» не пришел. Находясь в его квартире, Трофиновский начал невольно прислушиваться к гудкам проезжающих автомобилей, к шагам на лестнице… И только потом понял, что Марчук боится воспоминаний, которые хотел бы похоронить на дне своей памяти, но не знает, как это сделать. Все его ответы сводились к невразумительному бормотанию: «Обычный профосмотр — кровяное давление, пульс, прослушал легкие, проверил реакции мышц…» Приходившего «профессора» помнит плохо: «…невысокий, худой, с запавшими глазами, говорит быстро, заглатывая окончания слов». Но в клинике, обслуживающей цирк, никого похожего не оказалось. А между тем у всех пострадавших появлялся подобный «профессор» с небольшим аппаратом в черном чемоданчике. Говорил, что прислали из поликлиники для обычного профосмотра.
Трофиновский анализировал показания, нетерпеливо поглядывая на часы. Наконец в дверь постучали. Пришла Татьяна Марчук…
Он ее видел до этого лишь однажды, после происшествия в цирке. Тогда она выглядела лучше, хотя и была, конечно, напугана. А сейчас углубились, скорбные морщины у рта, глаза — как настороженные зверьки. «Она кого-то боится. Кого?» — подумал следователь.
— Здравствуйте, Татьяна Львовна! Рад, что не забыли о моей просьбе.
Худенькие плечи Татьяны вздрогнули:
— Как можно забыть? Дело у нас с вами общее…
— Прошу вас еще раз вспомнить обстоятельства, предшествующие… — он запнулся, — происшествию с вашим братом. Расскажите — как можно подробнее — о человеке с аппаратом, приходившим к Виктору Львовичу…
— Это когда был профосмотр?
— Так, во всяком случае, говорил ваш брат. Что вам знаком этот… «профессор», что он вас лечил…
— Нет, нет, не знаю никакого профессора!
Сказав это, она поспешно отвела глаза. «Почему?» — мелькнула у Павла Ефимовича мысль.
— Вы договорились с братом, что придете на представление?
— Да. Он оставил для меня пропуск у администратора.
— Брат не упоминал о медицинском освидетельствовании перед выступлением?
— Врачи часто проверяли его. Двойное сальто-мортале — гвоздь программы, вы же знаете…
— Но в этот раз его обследовал кто-то новый. Этого человека никто в цирке раньше не видел.
— И вы думаете, что это и явилось причиной… падения Вити? — недоверие явственно пробивалось в ее голосе.
— Пока только предполагаю.
— …Предполагаете, что кто-то желал сорвать Витин номер? Что он специально явился, чтобы погубить моего брата?
— У этого человека был с собой какой-то аппарат, — следователь пытался направить разговор в нужное ему русло.
— Вы полагаете, что этим аппаратом он сбил Витю с каната?
«Похоже, что она допрашивает меня. Желание больше знать о причинах неудачи брата естественно для нее. Но почему она предпочитает рассказывать поменьше? И голос напряжен. Она говорит со мной так, будто видит перед собой не союзника, а противника…»
— Я не могу так полагать. Какие у меня основания?
— Вот именно. Ведь Витю тщательно обследовали и признали, что он вполне здоров.
— Значит, вы все же знаете об осмотре?
— Я имела в виду осмотр после… — Она смолкла, не уронив слова «падение». — Но мне непонятно, почему вы заподозрили в чем-то плохом того человека. Мало ли врачей обследовали Витю? И ничего плохого с ним не случалось…
«Может быть, я виноват в том, что не делюсь достаточно откровенно своими подозрениями, не объясняю их причин?»
— Видите ли, у меня есть данные, что один и тот же человек одним и тем же аппаратом воздействовал на нескольких людей. И со всеми ними потом случались неприятности. Конечно, это может быть простым совпадением. Но…
«Не могу же я ей сказать: «У меня возникло интуитивное чувство…»
— Простите, что «но»?
— Я обязан проверить все версии.
— Когда-то я учила законы элементарной логики. «После» — еще не значит — «потому».
— Верно. Но если возникает версия, ее необходимо проверить, прежде чем исключить.
— И поэтому вы готовы терзать подозрениями врача, может быть, очень хорошего специалиста? А тем временем будут страдать сотни больных, которым бы он мог помочь…
Трофиновский внимательно присматривался к собеседнице. Отметил, как вздрагивают тонкие ноздри, как упрямо морщит она лоб и обиженно поводит головой. Ее круглое лицо с большими голубыми, почти кукольными глазами было открытым и беззащитным. Но в морщинах на лбу, в сжатых губах угадывались недоверие и неприязнь к следователю, недовольство его вопросами. «Может быть, я взял не тот тон? Не учел, например, ее состояние после неудачи брата? Может быть, наш разговор преждевременен? Но я не торопил ее с приходом…»
— Извините, Татьяна Львовна. Прошу повременить с вопросами ко мне и сначала ответить на мой. Такова сейчас ситуация. Вам ничего не было известно о предварительном обследовании брата?
— Я знала о том, что перед каждым выступлением Витю проверяют разные врачи.
— А новый специалист? Человек, с которым ваш брат никогда до этого не встречался?
— Откуда вы знаете, что они никогда не встречались?
«Игра в «кошки-мышки»? Схоластические упражнения в споре? Почему? Отчего — со мной?»
— Но вы понимаете, о ком я говорю? Вам что-нибудь известно о нем?
Она отрицательно качнула головой.
— Напомню его приметы. Среднего роста, щуплый, с близко посаженными запавшими глазами. Широкий нос, тонкие губы, причем верхняя слегка нависает над нижней…
— По вашему описанию он не весьма привлекателен.
— Можете поправить меня. Вам приходилось встречаться с ним?
Она опять отрицательно качнула головой, и темное кольцо волос легло на ее губы, как замок.
«Она что-то не договаривает. Я чувствую ее неприязнь. Разговор не получился. Только ли по моей вине?..»
6
«Вот и появилась надежда. Пришла ко мне вместе с этим доктором. В прошлые времена сказали бы: «Его послало провидение». Он явился в самые трудные дни, когда припадки измотали меня вконец. Ни один врач не мог установить их причину. А может быть, не хотели мне говорить. Посылали к разным специалистам, а более всего — к психиатрам и психоневрологам, в клиники и диспансеры. Сначала определили, что это не эпилепсия. И на том спасибо, если не выяснится что-нибудь пострашнее. Может быть, припадки — следствия сотрясения мозга, случившегося шесть лет назад в автомобильной катастрофе? Кто-то мне рассказывал, что отдаленные последствия сотрясения могут проявиться и спустя много лет. Особенно если в мозге имеются врожденные аномалии. А может, они есть и в моем мозгу?
