— А луной будет свет, который горит в спальне у девочек… Смотри, как хорошо он проникает сквозь стеклянную дверь. — Анна Ивановна закрывает стеклянные створки двери, и в комнату льется голубоватый свет.
— А где же деревья? Где пальмы? Где баобабы? — Нана снова хитро поглядывает на Анну Ивановну.
— Ну, вот таких деревьев у нас действительно нет… — Анна Ивановна разводит руками. — Но скоро будет новый год, и тогда мы будем сказки рассказывать под елкой!
— Слушайте, люди! — медленно говорит Нана, потому что так всегда начинала свои сказки бабушка Нандунду. — Слушайте, люди! Моя сказка начинается…
Жил-был один человек. Он пошел на берег реки за тростником и взял с собой острый нож. И вдруг в тростнике он увидел большую-пребольшую черепаху… Даже больше той, которую мы видели в зоопарке.
Человек сказал:
— Эй, черепаха! Я тебя сейчас убью своим острым ножом!
Но черепаха ответила:
— Я черепаха, которая ходит очень медленно, я не могу убежать от тебя. Но я не боюсь твоего ножа. Потому что у меня очень твердая спина.
Человек рассердился и закричал:
— Эй, черепаха! Я сейчас пойду принесу свой топор и зарублю тебя!
Но черепаха ответила:
— Я черепаха, которая ходит очень медленно, и я не могу убежать от тебя. Но твоего топора я тоже не боюсь. Потому что у меня очень твердая спина.
Человек рассердился еще больше и крикнул:
— Эй, черепаха! Я сейчас зажгу костер и брошу тебя в огонь! Я зажарю тебя!
Но черепаха ответила:
— Я черепаха, которая ходит очень медленно, и поэтому я не могу убежать от тебя. Но я не боюсь огня! Я не боюсь огня, потому что у меня очень твердая спина!
Тогда человек страшно разозлился и крикнул:
— Я брошу тебя в воду, черепаха! — И он бросил ее в реку.
Черепаха высунула голову из воды и сказала:
— Большое спасибо! Мне тут очень хорошо! Я плаваю гораздо быстрее, чем хожу. Большое спасибо! — И она уплыла от злого человека.
— Вот и вся сказка, — Нана оглядела ребят, сидящих вокруг нее. — Но теперь вы все должны повторить за мной последние слова: — И она уплыла от злого человека…
И все ребята и Анна Ивановна громко повторили:
— И она уплыла от злого человека!
— А у нас осталось немножко времени до ужина! — сказала Анна Ивановна. — Я вам расскажу еще одну африканскую сказку. И теперь я сяду посередине… А когда моя сказка кончится, вы тоже повторите за мной последнюю фразу. Хорошо?
— Хорошо! Хорошо! — закричали ребята.
Нана уступила свое место Анне Ивановне, а сама села в кругу напротив нее.
— Как известно, зайцы водятся во всех странах мира, — начала Анна Ивановна. — Но в разных странах у них разные характеры. У нас, в русских сказках заяц — косой зайчишка, почти всегда трус. А в африканских сказках заяц храбрый. Очень храбрый!
Вот однажды такой храбрый африканский заяц скакал по дороге и увидел большую лужу. В ней отражалось голубое безоблачное небо.
— Какое чудесное место! — радостно пошевелил ушами заяц, усевшись на краю лужи. — Теперь я могу задирать кого угодно и дразнить кого угодно! Если за мной кто-нибудь погонится, я прибегу сюда и нырну в это прекрасное море! — И он, весело подпрыгивая, отправился по дороге в лес.
Там он встретил слона. Слон мирно стоял, помахивая хоботом и шевеля ушами. Он с аппетитом ел огромные банановые листья. Заяц сел перед слоном и спросил:
— Скажите, пожалуйста, дяденька слон, для чего вам два хвоста?
Слон ничего не ответил озорнику. Тогда заяц крикнул еще раз, очень громко:
— Я вас спрашиваю: скажите, зачем вам, дяденька, два хвоста? Один хвост спереди, а другой хвост сзади!
Тогда слон рассердился. Ведь слоны очень не любят, когда их хобот называют хвостом…
— Вот я тебе сейчас покажу, какой это хвост! — сказал слон и вытянул хобот, чтобы схватить зайца…
Но озорник успел увернуться и понесся большими прыжками в ту сторону, где была лужа. А слон побежал за ним. Заяц не очень-то торопился, потому что был уверен, что может нырнуть в большую голубую лужу. Добежав до нее, он присел на краю, оглянулся и еще раз крикнул: «Эй, дяденька с двумя хвостами!» А слон был уже близко. Заяц бросился в воду, думая скрыться в ней, но лужа оказалась совсем неглубокой. Воды было совсем мало. Она не закрыла даже заячью спину! Разозленный слон схватил зайца длинным хоботом и поднял его на воздух.
— Что мне теперь сделать с тобой? — проревел слон. — Ты не уважаешь старших! За это я тебя накажу! — И он несколько раз окунул зайца в лужу. Потом, решив, что такого наказания недостаточно, он обвалял зайца в липкой жидкой глине, покатал его по сухой траве и посыпал песком. В таком виде он бросил зайца на дороге и ушел, сердито размахивая хоботом и хвостом.
К счастью, нос зайца не залепила глина, и он все-таки мог дышать. Наказанный задира лежал и думал, как бы ему освободиться… Лапки его приклеились к животу, уши — к спине, даже глаза были обмазаны глиной. Сухие стебли травы обмотались вокруг него, а песок набился в уши. Он лежал на дороге, похожий на камень или на деревянный чурбан, и не мог пошевельнуться. Время шло, солнце грело, и глина становилась все тверже.
Вдруг на дороге показалась гиена. Она шла, поводя носом, разыскивая, чем бы ей пообедать. Она учуяла запах зайца, подошла к чурбану, но никак не могла понять, почему он пахнет зайцем.
— Нет! — сказала гиена. — Мой нос меня не обманывает… Эта штука явно пахнет зайцем. Сейчас я помою в воде этот чурбан, и тогда будет ясно, почему он пахнет так приятно! — сказав так, гиена столкнула зайца в лужу и стала его полоскать.
Вода смыла песок, глина размокла… Заяц вскочил на ноги и убежал из-под самого носа у гиены. Скрываясь в кустах, он засмеялся и крикнул:
— Я так и знал, что эта прекрасная лужа в конце концов мне пригодится!
Гиена только облизнулась, оставшись одна на дороге. Она осмотрелась по сторонам, не увидела ничего съедобного и грустно сказала:
— Ну что ж! Ничего не поделаешь! Пойдем теперь ужинать!
И все ребята громко повторили за Анной Ивановной последнюю фразу:
— Пойдем теперь ужинать!
Глава XII. Богач Андрюша
Мама позвонила по телефону в интернат и сказала, что не сможет сегодня приехать за Наной. Нана загрустила и весь четвертый урок сидела очень печальная. Но на переменке Андрюша Пальчиков, которого все называли просто Пальчиком, вдруг подбежал к Анне Ивановне и стал ее о чем-то упрашивать,