хочу. Это мое дело. Это вас совершенно не касается! Вы только переводчик…
— Но, господин. Белармину, — переводчица протягивает к нему руки. — Но я… но интернат… Но ее мать… Это невозможно!
— Вам до этого нет никакого дела! — Господин Уилсон загораживает дорогу переводчице. — Вы не имеете никакого права вмешиваться. Господин Белармину решил взять свою дочь с собой и берет. Ему разрешили… А я оплачиваю дорогу. Вам-то какое дело?
Переводчица растерянно смотрит на Нану, на господина Уилсона.
— Позвоните в интернат! Я не хочу ехать! — говорит Нана и вскакивает. Шапка падает на пол.
Господин Уилсон отворачивается. Отец хватает Нану за руку:
— Молчи!
— Как хотите! Расхлебывайте все сами, Белармину… — говорит господин Уилсон. — Я буду вас ждать в самолете! — И он, взяв свой портфель, быстро идет к дверям.
— Позвоните в интернат! — еще раз говорит Нана.
Щеки переводчицы краснеют. Она умоляюще смотрит на Наниного отца.
— Прекрати разговоры на этом дурацком языке! — кричит он. — Что ты там болтаешь? Идем! — И он тащит Нану за руку. В другой руке у него чемодан… Глаза его сверкают, щеки становятся серыми…
— Продолжается посадка на самолет рейс четыреста девятнадцать, «Москва — Стокгольм». Пассажиров просят занять места, — снова доносится голос из репродуктора.
— Господин Белармину! Умоляю вас! — Переводчица бежит за ним.
— Оставьте меня! — Отец останавливается. — Не устраивайте скандала! На нас обратят внимание! Оставьте меня! Вы мне больше не нужны! Поняли? — И он быстро идет дальше.
Вот он уже рядом с дверью… Вот сейчас он ее откроет…
Но у двери стоит контроль. Женщина в синей форме, с маленькими золотыми крылышками и работники аэропорта.
— Ваши билеты, — говорит контролер.
Отец отпускает руку Наны, достает из кармана пиджака бумажник. Нана бросается к милиционеру и прячется за его спину.
— Я не хочу ехать! Я не хочу ехать с ним! — громко кричит она по-русски. — Здесь моя мама! Я учусь в интернате! Я не хочу ехать с ним!
Шубка ее расстегнута, видна праздничная школьная форма с белым передником.
Отец хочет схватить ее за руку, но милиционер спокойным движением отводит в сторону его протянутую руку…
— Простите, пожалуйста. Одну минуточку, — говорит он и подзывает переводчицу.
— Успокойтесь, пожалуйста! Сейчас мы все выясним!..
— Господин Белармину! — Переводчица чуть не плачет. — Пожалуйста, не волнуйтесь! Может быть, действительно вам не следует брать девочку!
— Это мое дело! — кричит отец. — Пустите меня! Самолет уже улетает! Пустите меня! Вот у меня билет для нее! Я заплатил за него! Это моя дочь!
— Ничего. Мы задержим немного самолет! — говорит спокойно милиционер. — Нужно все выяснить. Это правда твой отец, девочка?
— Да! — говорит Нана. — Да! Но я не хочу ехать с ним! Здесь, в Москве, моя мама! Я хочу учиться здесь! Я не хочу ехать с ним! Я живу здесь, в интернате!
Нана хочет все объяснить этим русским людям, хочет рассказать, почему она не хочет ехать с отцом. С этим человеком, сделавшим так много зла ее маме, Сабалу, бабушке Нандунду и многим, многим другим африканцам. Но она ничего не может выговорить. Она только повторяет, крепко уцепившись обеими руками за спину милиционера:
— Я не хочу ехать с ним! Я не хочу ехать с ним!.. — И слезы текут по ее щекам из широко раскрытых черных глаз.
Вдруг раздается какой-то шум, топот чьих-то ног… Слышатся голоса: «Здесь они! Здесь!»
Распахивается дверь, и вбегают люди…
Нана не верит своим глазам. Мама! Здесь мама! И Анна Ивановна! И Любовь Петровна! И еще много каких-то совсем незнакомых мужчин и женщин. Все они окружают Нану. А мама бросается к ней и обнимает ее, целует…
— Ну вот, теперь все и выяснилось! — спокойно говорит милиционер.
Мама поднимает голову, вытирает глаза, поправляет растрепавшиеся волосы. Она обводит глазами всех людей. И внимательно и строго смотрит на отца…
— Так вот как мы встретились, Антониу, — говорит она, положив руки на плечи Наны. — Так вот как мы встретились!.. Ты даже решился приехать в ненавистную тебе Москву для того, чтобы отнять у меня дочь…
Но тут голос из репродуктора перебивает маму:
— Пассажир самолета «Москва — Стокгольм», господин Антониу Белармину, срочно пройдите на посадку. Господин Антониу Белармину, срочно пройдите на посадку!
Горькая улыбка появляется на лице у мамы.
— А, понимаю… Ты приехал сюда под чужим именем. Иначе ты не мог. Это тебя теперь зовут Антониу Белармину? Сначала ты отказался от своего народа, от своей родины, от своей семьи, а теперь и от своего имени. Иди, Антониу! Самолет ждет тебя. Нана не поедет с тобой. И я и она дождемся в Москве счастливого дня, когда родина наша станет свободной. И тогда мы вернемся домой… А ты никогда не сможешь вернуться… Иди, Антониу. Тебя ждет самолет…
И отец Наны повернулся и пошел, распахнув стеклянную дверь. А оставшиеся люди, друзья, окружившие Нану и ее маму, смотрели сквозь стеклянную стену, как идет этот человек, потерявший родину, друзей и семью… Потерявший все! Даже свое имя… Как он идет по заснеженному асфальту, нагнув черную курчавую голову, пытаясь защититься от порывов холодного ветра. Как он идет один. Совсем один! И ветер заметает его следы…
