– Он держался спокойно, пока Лео не начал рыться в его вещах.
– Лео следовало бы проявить больше понимания, – возразила Диана.
– Гаскойн пожелал явиться в участок для дачи показаний и привести с собой адвоката, – продолжал Эд.
– У него есть адвокат? – удивилась она.
– Увидим.
– Но согласись, Эд, это поступок человека невинного.
– Возможно. А насколько невинным выглядело его заявление, что ты убила Дженсена и Дугана?
– Что он сказал?! – воскликнула в удивлении Диана.
– Ты слышала. В присутствии Лео. Сказал, что ты убила этих ребят. Мой долг напомнить тебе, что ты имеешь право хранить молчание, но если предпочтешь говорить…
Она вцепилась ему в руку:
– Заткнись со своими «имеешь право…». Не смешно.
– Мы с Лео придерживаемся единого мнения. Гаскойн – неуравновешенный тип. Возможно, он не виновен, как ты говоришь, но это не помешает мне заказать в ФБР график его личностных характеристик.
Диана молча уставилась в свой стакан. Совсем недавно Дэниел Кросгроу остановился у дверей ее кабинета, чтобы попросить помощи в том же деле. Забавно: сейчас она вспомнила, что Тобес находился в это время у нее в кабинете.
– Когда ты получишь результаты? – спросила она Эда.
– Очевидно, на следующей неделе.
– Ты заказал график личностных характеристик и профессиональных способностей на всех пациентов, направленных ко мне решением суда?
– Той четверки, с которой ты работаешь – да. У нас, кроме них, есть парочка-другая подозреваемых, но они не имеют к тебе никакого отношения.
– Что ты делал у Тобеса?
– Он ничтожество.
– Он не убийца, Эд. Я достаточно навидалась преступников, чтобы знать наверняка.
– В таком случае ты навидалась достаточно, чтобы понять: в большинстве случаев самые непохожие на убийц люди совершают убийства.
– Но у него алиби!
– На время одного из убийств. А как быть с Лосоном и Дельмаром, двумя ребятами, которые все еще числятся пропавшими?
– О Эд… – Диана тяжело вздохнула, теряя уверенность в своей способности найти общий язык с этим человеком. – Почему тебе надо преследовать моих ребят?
– Забавно… именно этот вопрос задал мне Тобес. Он назвал это… вроде геноцида, понимаешь? – Эд внезапно обернулся к ней. – Ты тоже думаешь обо мне так?
– Конечно нет. Просто весь мой профессиональный опыт как клинициста подсказывает одно: эти четверо невиновны.
– Тогда как ты объяснишь, что твою визитку нашли около тела?
Диана скорчила гримасу. Должна ли она честно рассказать ему о том, как четыре несчастных создания украли ее визитки во время сеанса групповой терапии? Пока она размышляла над этим, Эд продолжал:
– Давай поставим вопрос по-другому: что такого особенного в этих ребятах, почему ты так уверена, что они не способны на жестокое преступление?
– Потому что они – мои пациенты! Мой долг по отношению к ним…
– К ним? Я думал, что твой долг – восстановить истину.
– О, понимаю: опять все то же! Но я не разделяю взглядов полиции на то, что дрессированные психиатры должны плясать под их дудку. Я не могу отдать на заклание своих пациентов только потому, что полиция их в чем-то подозревает.
– Диана…
– Я, черт возьми, столько сил вложила в этих ребят, пора наконец разобраться с ними. Возьми Тобеса: он получил новую работу, он добросовестно посещает занятия, ты не увидишь его больше на скамье подсудимых.
– Какую работу? У нас он числится безработным.
– Садовника. У родителей другого пациента.
– Другого пациента? Ты хочешь сказать, одного из твоих ребятишек?
– Да.
– Диана, я тебя правильно понял? Ты… поместила Тобеса Гаскойна, направленного к тебе на лечение решением суда, человека с преступным прошлым, в дом одного из тех детей, с которыми ты занимаешься?
– Почему же нет, если я считаю это разумным?
Эд развел руками и отвернулся. Воцарилось молчание. Диана начала замерзать: наступил вечер, стало холоднее. Солнце уже скрылось. В памяти всплыло словечко Джонни: «хреново».
– Ты видела этот фильм, который идет в «Ритце»? – неожиданно спросил Эд. – Тот самый французский фильм, о котором столько говорят. – Он посмотрел на часы. – Можем успеть на девять пятнадцать.
– Конечно, – сказала Диана. – Почему бы нет? Поедем в моей машине.
Диана не отказалась бы посмотреть этот фильм, но только не сегодня вечером. Однако ей не хотелось опять начинать спорить с Эдом. А если двое сидят бок о бок в кинотеатре, ссориться им довольно затруднительно. Ей хотелось исправить положение, хотелось вернуться к тому настроению, которое царило час назад, когда Эд уютно устроился в кресле со стаканом охлажденного белого вина в руках, вслушиваясь в голос Стрейзанд… Поэтому Диана ответила так, как всегда отвечает в таких случаях женщина. Она сказала: «Да, да, черт побери, да». Хотя совсем не в тех выражениях.
В машине Эд сжал ее руку, лежавшую на рулевом колесе.
– Не хочется ссориться с тобой, – сказал он.
– Почему?
– Сразу портится настроение.
Диана оттаяла. Это произошло вопреки ее воле. Незаметно в их отношениях стали появляться признаки интимной близости. Картины Нормана Рокуэла[51] всплыли в памяти, не вызывая неприятных ассоциаций.
– Тогда, может, ты готов оказать мне услугу? – спросила она.
– Возможно. Какую?
– Позволишь мне подслушать, когда будешь допрашивать Тобеса Гаскойна?
Минуту Эд молчал, просто не верил своим ушам: неужели она действительно могла сказать такое? Потом насмешливо фыркнул:
– Ни за что. – Когда она пыталась объяснить что-то, остановил ее движением руки. – Даже не думай об этом.
Диана не хотела сердить Эда, потому что сидеть в машине рядом с ним было очень приятно. Кроме того, у нее в запасе был другой способ получить желаемое.
Доктор Диана, вместе с вами мне надо кое в чем разобраться, в одиночку мне с этим не справиться. Надо рассказать вам о том, что до сих пор я скрывал, а именно – что сформировало мой характер. Вы догадываетесь, о чем пойдет речь. Мне нужно обсудить это с вами. Но когда я прихожу к вам в больницу, кажется, что мощная стальная перегородка с грохотом опускается и разделяет нас; мост, который вы хотите навести, поднимается, прочная решетка ограждает вход в мою душу. Я чувствую себя неприступной крепостью, которая выдержит любую атаку.
Так вот что я решил: напишу сначала все, что хотел бы сказать. Потом, в следующий раз, когда окажемся вдвоем, прочитаю вам то, что написал.
Начну с того, что покажу вам фотографию моей матери, вы посмотрите, какой она была красоткой.
