– А почему он не пришел к Ангусу на похороны? Он должен был пойти!
– Господину Дорру срочно пришлось уехать по семейным обстоятельствам. Он попросил, чтобы его медицинские документы передали новому врачу в Ла-Джолле.
– Что?
– Здесь так написано. – Женщина протянула Джеймсу карту с пришпиленной к обложке запиской. – Распоряжение датировано вчерашним днем. Здесь сказано: «Пациент переведен по семейным обстоятельствам, возвращения не ожидается. Все документы передать в Западное отделение Казаркина Холма в Ла-Джолле, штат Калифорния».
Бигелоу подвинулся к окошку и уставился на подпись под направлением: «Карл Валленберг, врач».
– Сэр! – Это снова сказал доктор; он положил руку на плечо Бигелоу. – Я уверен, скоро вы получите весточку от своего друга. Похоже, ему срочно пришлось уехать.
– Но какие у него могут быть семейные обстоятельства?
– Ну, может быть, кто-то заболел. Или умер.
– У Фила нет семьи.
Доктор Брэйс пристально посмотрел на него. Женщины тоже. Джеймс видел, как они стоят за стеклянной загородкой и смотрят на него – словно зеваки в зоопарке.
– Здесь что-то не так, – возразил Бигелоу. – Вы чего-то недоговариваете, верно?
– Мы можем обсудить это, – предложил врач.
– Я хочу видеть доктора Валленберга.
– Он обедает. Но вы можете поговорить со мной, господин…
– Бигелоу. Джеймс Бигелоу.
Доктор Брэйс открыл дверь, ведущую в коридор клиники.
– Давайте пройдем ко мне в кабинет, и вы мне все расскажете.
Бигелоу оглядел длинный белый коридор, растянувшийся за дверью.
– Нет, – сказал он, попятившись. – Нет, это неважно…
И выскочил из здания.
Постучавшись, Роби Брэйс вошел в кабинет Карла Валленберга. Помещение, как и его владелец, было образчиком надменно-превосходного вкуса. Брэйс не слишком разбирался в мебели, но даже он чувствовал качество. Массивный письменный стол был изготовлен из какого-то необычного дерева теплого красноватого оттенка, Роби такого никогда не видел. Живопись на стенах – нечто претенциозно- абстрактное, однако обошлась она наверняка в целое состояние. Через окно за спиной Валленберга открывался вид на закат. Свет заходящего солнца растекался вокруг его плеч и головы, образуя своеобразное гало. «Иисус X. Валленберг», – подумал Брэйс, подходя к столу.
Валленберг оторвал взгляд от бумаг.
– Да, Роби?
«Роби. Не доктор Брэйс. Похоже, нам обоим ясно, кто тут главный».
– Вы помните пациента по имени Стен Маки? – осведомился Брэйс.
Против света было невозможно прочитать выражение лица Валленберга. Он медленно откинулся на спинку кресла, обивка из дорогой кожи скрипнула.
– Откуда вы взяли это имя?
– От одного из ваших пациентов, Джеймса Бигелоу. Вы ведь знаете господина Бигелоу?
– Да, конечно. Он был одним из первых пациентов моей программы.
– Сегодня господин Бигелоу появился в клинике очень расстроенный. Не могу сказать, что понял его не слишком вразумительную историю. Он кричал, что все его друзья заболели, и спрашивал, будет ли он следующим. Он упоминал имя господина Маки.
– А именно доктора Маки.
– Он был врачом?
Валленберг жестом указал на кресло.
– Роби, почему бы вам не присесть? Довольно трудно что-либо обсуждать, когда вы вот так возвышаетесь надо мной.
Брэйс сел. И сразу понял, что совершил тактическую ошибку; он потерял преимущество высоты – их лица оказались на одном уровне. Теперь все преимущества были у Валленберга. Положение. Раса. Одежда с иголочки.
– О чем говорил господин Бигелоу? – спросил Брэйс. – Похоже, он очень боится заболеть.
– Не имею ни малейшего понятия.
– Он упоминал какую-то процедуру, в которой участвовали он и его друзья.
Валленберг покачал головой:
– Возможно, он имел в виду протокол? Еженедельные инъекции гормонов?
– Не знаю.
