помине не было.
— А чего ему дрейфить было, — сказал другой охранник. — В то время никто и не слыхивал про такие дела. Сколько лет возили золотишко — всегда один охранник ездил, да не с винтарем, с наганом на боку…
И умолкли, сосредоточенно работая ложками. В тишине стал отчетливо слышен голос диктора, доносившийся из черной тарелки репродуктора в углу чайной.
Стахеев вдруг перестал жевать и застыл с хлебом и ложкой в руках.
— …после упорных кровопролитных боев оставили Севастополь, — звучал скорбный голос.
— Чего ты, Кеш? — взглянув на побледневшее лицо Стахеева, встревожился пожилой.
Трое других тоже сострадательно глядели на Иннокентия.
— Родные, что ль, там? — спросил кто-то.
Стахеев молча кивнул, потом вяло начал есть. Но кусок не лез в горло, и он отодвинул тарелку.
Утром следующего дня в маленьком приисковом поселке Стахеев впервые увидел, как происходит приемка золота. Он стоял с винтовкой в руке у крыльца конторы и настороженно поглядывал на толпившихся поодаль обитателей прииска, в то время как пожилой охранник укладывал в кузове грузовика небольшие ящички, обмотанные проволокой и опломбированные. Шофер и второй охранник подносили драгоценный груз из конторы.
Иннокентий исподволь оглядывал старателей, женщин, подростков, собравшихся у конторы. И чуть не каждое лицо казалось ему подозрительным. Вот мальчишка резко отвел глаза, встретившись с бдительным взглядом Стахеева. А вот пожилая костлявая женщина с погасшей папиросой в зубах что-то уж больно сосредоточенно уставилась на кабину грузовика.
— Что, завидно? — сказал кто-то за плечом Иннокентия. — Приисковые «Беломорчик» курят, на боны купленный, а вашему брату — махра с поцелуем…
Стахеев резко повернулся.
— Вы как… как сюда попали? — одновременно строго и растерянно спросил он, обескураженный тем, что просмотрел этого человека, подошедшего с другой стороны конторы.
— Как попал-то? — усмехнулся невысокий мужик средних лет в выгоревшей восьмиклинке. — А эт секрет…
И пошел от Иннокентия, заложив руки в карманы, самой походкой своей выражая насмешку по адресу этого недотепы.
Стахеев оглядел тропинку, выбитую возле палисадника конторы — ничего в общем-то зловещего не было здесь, и незнакомец, наверное, действительно подошел отсюда без особого умысла. Но Иннокентий все же сощурился вслед иронической спине — в этом типе определенно было что-то подозрительное.
Стахеев перевел взгляд на пожилого охранника. Тот закончил укладывать ящички и присел на них, праздно поглядывая по сторонам. Перехватив неестественно-напряженный взгляд Иннокентия, он добродушно спросил:
— Чего глаза пучишь? Не выспался? — и ухмыльнулся: — Я слыхал: всю ночь вертелся. Видно, подружку вспоминал. Аль женатый?
— Нет, батя, не попадается пока подходящая. — Стахеев улыбнулся одними губами, а взгляд остался колючим.
— Правда твоя, их нонче мало, путных-то. Вот, в мое время девки были! — пожилой прицокнул языком. — Платья — во носили каблука не видно. Косы во! А работящие какие. Теперя накося, выкуси — сам все по дому робь. Я на свою Аньку не надивуюсь — уж вроде все применял как следовает: и ремень, и супонью от хомута стегал, и так и эдак учил. Нет, косу обрезала, платье такое пошила, что все добро наружу, гляди, вывалится. Тьфу!..
— А ты Кешу с ней познакомь, может, понравится она ему, — смеясь, проговорил шофер, показавшись на крыльце конторы. — У них ведь свой вкус.
За ним вышли уполномоченный НКВД, служащие прииска. Пряча сопроводительные бумаги в портфель, уполномоченный со вздохом сказал:
— Хорошо у вас здесь. Ночь переночевал — как в деревне у тещи побывал. Уезжать не хочется.
— Не захочешь, пожалуй, — тревожно глядя в сторону сопок, произнес один из провожающих.
На лица людей легла печать озабоченности, все как-то подобрались, посуровели. Когда подошли к грузовику, начальник прииска положил руку на борт кузова, обитый листовым железом.
— Хорошо, хоть машины мало-мало оборудовать стали.
— Бог не выдаст, свинья не съест, — мрачно сказал уполномоченный и протянул ему руку.
Шофер нахлобучил на стекла кабины металлические жалюзи завел двигатель.
Жители прииска не расходились, пока машина не поднялась на сопку и не пропала за поворотом.
Автомобиль, натужно воя двигателем, взбирался по склону сопки, поросшему пихтачом. Охранники сидели на дне кузова под прикрытием бортов, держа в руках винтовки. Стахеев настороженным взглядом провожал пушистые верхушки пихт, уходившие назад…
Всех троих рывком бросило вперед. Падая на спину, Иннокентий успел заметить, как одна из пихт позади дрогнула и накренилась в сторону дороги. Через несколько секунд раздался треск сучьев, над задним бортом машины взметнулся столб пыли. И сразу же прогремело несколько выстрелов. Тонкий свист воздуха из пробитых шин стал отчетливо слышен в наступившей тишине.
Едва Стахеев и его товарищи вскинули винтовки и высунулись из кузова, как пули застучали по обитым железом бортам.
— Бросай оружие! Сопротивление бесполезно! — раздался густой бас из чащи.
Охранники настороженно переглянулись. Старший, виновато вздохнув, медленно поднялся, кинул винтовку в придорожную пыль.
— Живее! — нетерпеливо рявкнул бас.
Иннокентий и второй охранник тоже встали и швырнули винтовки на землю.
Теперь Стахеев понял, почему автомобиль так резко затормозил, — путь был прегражден огромной разлапистой пихтой, такой же, как та, что рухнула на дорогу позади машины.
— Всем отойти в сторону! — продолжал командовать невидимый обладатель баса.
Шофер, уполномоченный НКВД и охранники сгрудились вместе в нескольких метрах от грузовика.
Иннокентий избегал прямо смотреть на товарищей — на их лицах было написано выражение растерянности, досады. Шофер чуть приметно покачивал головой, горестно шепча:
— Вля-япались…
Из придорожного кустарника вынырнули вооруженные люди. Одни взяли на прицел команду золотоохраны, другие забрались в кузов.
Появилось еще несколько бандитов, ведя на поводу лошадей. Стали поспешно перегружать на них опломбированные ящики.
Последним из пихтача выехал коренастый детина в глубоко нахлобученной шляпе. Окладистая борода с проседью ниспадала на офицерский френч, перепоясанный новенькой портупеей. На ногах у всадника были новые хромачи. Руки в светлых перчатках перебирали богатую уздечку.
— Эй вы, я дарю вам жизнь… — зычно сказал он.
Иннокентий вздрогнул. Теперь он узнал этот бас. Взгляд его словно бы прирос к узким ладоням, затянутым в перчатки.
— …Мы не изверги. Так и скажите людям…
Стахеев встретился глазами с бородачом. Тот на секунду осекся, прищурился, словно что-то припоминая. Потом продолжал:
— Вы будете находиться под прицелом в течение часа, пока мои люди будут отходить с грузом… Потом можете идти на все четыре стороны.
