— До свидания, можешь меня не провожать, — Марианна поспешила к двери. Затем обернулась, послала ему воздушный поцелуй и выбежала, хлопнув дверью. Дронго только успел подойти к двери, как Марианна, вернувшись, торопливо в нее постучала. Он открыл дверь.
— Забыла сказать. Сегодня ночью приеду опять. Может, тебе выписать на меня отдельную карточку? — Она подмигнула ему и побежала к лифту.
Он еще раз подумал, что такой тип женщин попадался ему нечасто. Или он уже не знает запросов этого поколения? Хотя с другой стороны… Она предпочла его ребятам своего возраста. Но это ни о чем не говорит. С таким же удовольствием она будет встречаться и с более молодыми. Ей интересно жить, она получает удовольствие от этих встреч и знакомств. Жизнь еще не дала ей по морде. Фу, как грубо! Она еще не получала ударов судьбы. В молодости все кажется таким ясным и однозначным.
Дронго надел куртку, собираясь выйти из номера. Перед выходом он оглядел комнату. Нужно повесить табличку на дверь, чтобы здесь убрали. Хотя в отелях все равно убирают номера по утрам. Он давно уже усвоил маленькие хитрости горничных всего мира. Им важно убрать все комнаты, закрепленные за ними, с самого утра. И если он вывешивал табличку «Не беспокоить», то горничные терпеливо ждали до десяти- одиннадцати часов и пока убирали другие номера. Но, закончив уборку там, хотели навести порядок и в его номере, чтобы поскорее завершить всю свою работу. Табличка «Не беспокоить» начинала их раздражать. Поэтому они громко переговаривались, стучали в соседних номерах, гремели ключами, в общем, делали все, чтобы постоялец проснулся, однако соблюдая при этом определенный такт. Шумели, стараясь, так сказать, не шуметь. Если в качестве горничных работают мужчины-азиаты, что в последние годы случается все чаще и чаще, то эти терпеливо ждут, когда постоялец выйдет из комнаты. Женщины ведут себя более нетерпеливо.
Направляясь в издательство, Дронго купил по дороге торт и бутылку шампанского, чтобы не являться с пустыми руками. По адресу, который ему указали, стояло пятиэтажное здание. Он поднялся на третий этаж и, пройдя по длинному коридору, направился к комнатам, на которых были прикреплены таблички издательства. И в этот момент позвонил его мобильный телефон. Дронго достал аппарат. Это была мать.
— Я хотела тебя поблагодарить, — сказала она. — Ты как будто вернул мне мою подругу с другого света. Я думала, что ее давно нет в живых. Спасибо тебе.
— Отец все рассказал, — понял Дронго. — Он сообщил тебе, что у них отключен телефон?
— Да. Я все поняла. Будешь у них еще раз, передай большой привет от меня. И возьми с собой телефон, чтобы я сама могла с ней поговорить.
— Обязательно, — пообещал он.
Убрав аппарат, Дронго открыл дверь. В большом зале повсюду лежали аккуратно сложенные пачки новых книг.
Очевидно, зал использовался и как своеобразный склад издательства. К нему вышла молодая девушка. Ей было не больше двадцати восьми-тридцати лет.
— Здравствуйте, — кивнула она, — мы вас ждем.
— Меня? — обернулся он к ней.
— Конечно. Татьяна про вас столько рассказывала.
— Вы работаете в издательстве?
— Мы все здесь работаем, — девушка показала на книги, — вот это наша продукция. А я пресс- секретарь издательства.
Из соседних комнат появились другие сотрудницы. Все весело приветствовали гостя. Чувствовалось, что здесь царит почти семейная атмосфера. Последней вышла Татьяна. Он пожал ей руку.
— Вот все наше хозяйство, — показала Фешукова, — стараемся издавать разные книги — художественную литературу, детскую, детективы, фантастику, книги по искусству. Нам, конечно, трудно, но мы стараемся как-то крутиться.
Она показала ему одну из книг, изданную для детей. Книга была прекрасно оформлена и дополнена цветными иллюстрациями западноевропейских художников.
— Хорошая книга, — кивнул Дронго, искренне восхищаясь полиграфическим мастерством издания.
— Я знаю, — ответила Фешукова, — но вы не представляете себе, как тяжело продавать даже самые лучшие книги. Такая невероятная конкуренция! К тому же книги на латышском идут с большим трудом. Их покупают мало. Гораздо проще продавать книги на русском или английском — тогда у вас сотни миллионов читателей. Напрасно вы взяли торт. Мы тоже купили сладости для встречи с вами. Идемте в мою комнату, мы уже приготовили чай. Я помню, что вы не пьете кофе.
— Спасибо, — улыбнулся Дронго.
— И обещайте когда-нибудь сдать нам книгу ваших мемуаров, — попросила Фешукова. — Я думаю, людям будет интересно читать о ваших приключениях.
— А вы переведете их на латышский?
— Конечно. С этим как раз проблем нет. У нас много переводчиков с русского на латышский язык. Знаете, какие специалисты у нас остались еще с прежних времен? Настоящие мастера. Правда, сейчас не так много книг, которые хочется переводить.
— Я вас понимаю, — отозвался Дронго.
Они вошли в комнату директора. Там уже были расставлены тарелки.
— У вас очень милый пресс-секретарь, — заметил Дронго, — и такая уютная, почти семейная атмосфера.
— Верно, — согласилась Фешукова, — я же говорила вам, что некоторые девочки раньше работали со мной в лаборатории. А наш пресс-секретарь — это дочка моей лучшей подруги. Ее мама училась со мной в школе, мы с ней дружим с первого класса. Сейчас ее мать работает прокурором в нашей городской прокуратуре. А наш главный бухгалтер — моя третья подруга, которая тоже училась с нами в одном классе.
— Похоже, вы доверяете только своим многолетним знакомым, — заметил Дронго.
— По-моему, это правильно, — ответила Татьяна. — Человеку нужно доверять только тогда, когда вы хорошо его знаете. А нашего пресс-секретаря я знаю с момента рождения. Согласитесь, что так намного легче работать с людьми. Поэтому я и верю Лилии, когда она говорит, что Арманд не мог совершить самоубийства. Нельзя прожить с человеком двадцать лет, так сильно его любить, знать все его привычки и принципы, а потом удивляться его неожиданным поступкам. Я уважаю Лилию за то, что она вопреки всем фактам не верит в самоубийство мужа. Может, мы чего-то не знаем. Или не понимаем. Но я ей все равно верю. Хотя тоже понимаю, что не все так просто. И могли быть другие обстоятельства, о которых мы не знаем.
— Что вы имеете в виду?
— Может, у него не было другого выхода? — предположила Фешукова. — Может, он был вынужден так поступить, опасаясь, что будет еще хуже? Может, кто-то угрожал его семье, и он решил, что лучше ему уйти, но спасти жизнь своей любимой? Иногда такие случаи бывают. Как вы думаете?
— Бывают, — вежливо согласился Дронго, — но у нас нет таких фактов. И в любом случае он должен был понимать, что своим уходом причинит жене невероятную боль. Они ведь любили друг друга. Поэтому такая версия в данном случае не подходит.
— Я только высказала предположение, — поторопилась объяснить Татьяна. — Давайте позовем девочек и откроем бутылку шампанского. Спасибо вам за цветы, мы не ожидали такого знака внимания.
Через полтора часа они все вместе вышли из здания. Дронго пришлось даже сфотографироваться со всеми сотрудницами издательства. И хотя он не любил оставлять своих снимков, отказываться не стал. Попрощавшись с милыми женщинами, Дронго поехал вместе с Фешуковой к дому отца Арманда Краулиня.
Сидящий в доме дежурный долго говорил с Фешуковой на латышском языке, не понимая, почему он должен пустить в дом посторонних людей. Он являл собой типичный образ несколько заторможенного прибалтийского парня, про которого обычно рассказывают анекдоты. Ему было лет двадцать пять, и он твердо знал, что нельзя пропускать посторонних в дом без разрешения хозяев.
