— Извините, — вмешался Дронго. — Татьяна, может, вы скажете, что мы хотим навестить Березкиных или Кловиса?
— Кловиса нет дома, — пояснил дежурный, поняв, что говорит Дронго, — а Наталья Николаевна дома. Я ей сейчас позвоню. — Он поднял трубку внутреннего телефона и начал объяснять хозяйке квартиры на втором этаже, что к ней пришли какие-то незнакомцы. Она ничего не понимала, пока трубку не взяла Фешукова.
— Извините нас, пожалуйста, — сказала Татьяна, — мы приехали сюда по поручению Лилии Краулинь, супруги вашего бывшего соседа Арманда. Вместе со мной приехал известный эксперт по вопросам преступности. Мы хотели бы с вами поговорить.
— Поднимайтесь, — разрешила женщина, — передайте трубку дежурному, я ему все скажу.
Дежурный выслушал слова Березкиной и молча кивнул, показывая в сторону лестницы. Вместе с Фешуковой Дронго поднялся на второй этаж. Еще в прошлый раз он обратил внимание на старые длинные пролеты лестницы. Ступеньки были из мрамора. Если бы здесь появился посторонний и постарался бесшумно подняться наверх, то дежурный наверняка его услышал бы. Очевидно, раньше лестницу покрывала ковровая дорожка. На втором этаже справа находилась бывшая квартира Краулиня, за ней — дверь в квартиру Березкиных, а слева была квартира Эмиля Кловиса.
Они еще не успели подняться, когда дверь Березкиных открылась. На пороге стояла миловидная женщина лет пятидесяти пяти. У нее были зачесанные назад седые волосы, умное, интеллигентное лицо. На гостей она смотрела через очки. Женщина была в салатовом платье.
— Здравствуйте, — приветствовала она их, — поднимайтесь к нам. У наших соседей уже закончился ремонт, но там еще никто не живет. А Эмиль, по-моему, уехал на работу.
Они поднялись и вошли в квартиру. Повесив верхнюю одежду на вешалку, прошли в большую гостиную. Хозяйка села в кресло, показав им на диван.
— Садитесь, пожалуйста, — предложила Наталья Николаевна. — Чем я могу вам помочь?
— Вы давно живете в этом доме?
— Давно, — улыбнулась она, — я пришла в этот дом совсем молодой девочкой, как только вышла замуж, тридцать пять лет назад. Тогда еще были живы мои свекр и свекровь. И дом был немного другой. В некоторых квартирах жили генералы, в некоторых — известные ученые. Нашими соседями были два выдающихся врача, Кловис и Краулинь. На первом этаже жил актер Чирко. В общем, это был такой элитный дом, если можно назвать таковым жилище при советской власти, когда все были равны, — несколько иронично добавила она.
— И вы хорошо знали ваших соседей.
— Конечно. Мы раньше часто ходили друг к другу. Эмиль и Арманд росли буквально на наших глазах. Арманду было уже около двадцати, когда я сюда переехала, а Эмиль был совсем мальчиком, ему только исполнилось восемь лет. Их родители были очень известными врачами, только у Арманда не было матери, она умерла, когда он был совсем маленьким.
— Значит, вы хорошо знали Арманда?
— Кто его тогда не знал? Он был таким ярким, интересным, очень видным молодым человеком. По- моему, в него все были влюблены. И когда он женился первый раз на Визме, нас даже пригласили на свадьбу. Но уже тогда было понятно, что они слишком разные люди. Арманд веселился, громко смеялся, танцевал. А она сидела, сжав губы, словно на собственных похоронах. Разные группы крови, как сейчас говорят. Они вскоре развелись, хотя у них родилась дочь Лайма. Чудная девочка. Я помню ее с самого рождения. Сейчас она уже взрослая, у нее двое сыновей и прекрасный муж. Мы все очень любили Арманда.
— Вы поверили, что он совершил самоубийство?
— Не знаю. Я об этом много думала. Но если вы полагаете, что у нас в доме могли быть убийцы, то это не так. Я в тот день была дома и ничего не слышала, а ведь наша квартира рядом с их квартирой. Вы знаете, тогда было очень трудно именно «бывшим». Вы понимаете, что я хочу сказать? Бывшим функционерам партии и комсомола, бывшим сотрудникам госбезопасности и бывшим военным. В общем, всем «бывшим» было очень нелегко. По городу прокатилась волна самоубийств, которые продолжались вплоть до девяносто четвертого года. Некоторых бывших партизан и бывших офицеров КГБ даже судили, приговаривая к разным срокам наказания. Стали, не стесняясь, говорить, что коммунисты и фашисты были одинаковым злом для Латвии. Не стеснялись их сравнивать. Те, кто служил на стороне фашистов, стали получать пенсию наравне с теми, кто с ними боролся. Было много несправедливостей. Очень много. И не все с этим могли смириться. Мы тогда думали, что Арманд просто устал от всего этого.
— И вы ничего подозрительного не заметили в то утро?
— Абсолютно ничего. Мы только услышали крики и стук в дверь Рябова, кажется, так звали нашего дежурного. Да, Николай Рябов. Он начал звонить в наши квартиры. К Эмилю и к нам. Я была дома с сыном. Мы сразу вышли на лестничную площадку. Я пыталась не пускать Юру, но он вырвался и побежал. В шестнадцать лет ему было все интересно. А потом увидел погибшего Арманда и очень испугался. Несколько месяцев после этого по ночам ему снились кошмары.
— Окна были закрыты?
— Что? Какие окна?
— Окна в квартире Краулиня были закрыты?
— Не помню. Я не обратила внимания.
— Вы тоже видели тело?
— Нет, я не стала входить в комнату. Туда вошли только Рябов и Эмиль. А потом, почти сразу, прибежали еще двое офицеров полиции. И они вчетвером начали снимать тело, пытаясь помочь несчастному. Но было уже поздно.
— И больше никого не было?
— Никого. Нет, была, — сразу вспомнила Наталья Николаевна, — еще была секретарь Арманда, она поднялась вместе с офицерами полиции и очень плакала. Но в комнату при мне не входила. А потом приехало столько людей, что нам было не до этого. И я увела сына домой. Сейчас Юрий уже взрослый, но недавно он мне сказал, что ему до сих пор снятся кошмары.
— Мне сообщили, что за день до самоубийства Арманда на третьем этаже отмечали рождение внука банкира Леонидова. Вы не помните?
— Правильно, — кивнула она, — как раз тогда он родился. Ему сейчас одиннадцать лет. Они иногда сюда приезжают, хотя здесь живет в основном его бабушка, а он с родителями — за городом. Его отец стал руководителем банка, после того как убили его дедушку.
— Это произошло в девяносто восьмом, — напомнил Дронго.
— Верно. В девяносто восьмом. Его застрелили прямо на улице, когда он садился в свою машину и был без охраны.
— И никто не знает почему?
— Говорили, что у него были неприятности из-за дефолта в России. Тогда у многих банков были неприятности.
— Вы полагаете, что убийство Леонидова не может быть каким-то образом связано с трагедией Арманда Краулиня?
— Конечно, нет. Это случилось через пять лет после самоубийства Арманда. И они не были знакомы. Леонидовы переехали к нам в девяносто втором, кажется, именно тогда.
— В тот вечер у них было много гостей? — поинтересовался Дронго.
— Не знаю, но, наверное, много. Леонидов был очень известный и состоятельный банкир.
— А Эмиль Кловис был у них в гостях?
— Нет. Конечно, нет. Эмиль, по-моему, немного презирает всех этих банкиров. Он с ними вообще не общался. Его отец был близким другом отца Арманда, а для самого Эмиля Арманд был настоящим примером. Хотя у Эмиля тоже были свои проблемы.
— Какие?
— Где-то в девяносто пятом он оставил свою практику и переехал в Германию. Жил там несколько лет, кажется, в Дортмунде, а в девяносто девятом вернулся. Если я не ошибаюсь, то именно в девяносто девятом. И снова открыл свою практику. Он мне говорил, что в Германии не сумел закрепиться и открыть
