что они не справились бы.
— За день до этого события ваши соседи банкиры Леонидовы отмечали день рождения своего внука, — напомнил Дронго.
— Что вы говорите? — удивился Эмиль. — Я этого не помню. Может, и было, но какое это имеет отношение к самоубийству Арманда?
— Через пять лет убили и самого банкира.
— Вы верите в теорию заговоров? — усмехнулся Кловис. — Но это не так. Меня тогда не было в Риге, я уезжал в Дортмунд, пытался там немного поработать, закрепиться. Но мне не дали лицензии и не выдали разрешения. Пришлось вернуться. Однако насчет убийства Леонидова я немного знаю. Его супруга — мой клиент, она считает, что у нее в семьдесят лет должна быть голливудская улыбка. И мы с ней часто общаемся. Леонидов тогда задолжал большую сумму российским бизнесменам. Он получил деньги в долларах и сразу перевел их в рубли. Довольно большую сумму. А потом грянул дефолт и нужно было возвращать в рублях ровно в четыре раза больше, чем он брал в долларах. Леонидову это было накладно, да и не очень хотелось. Все, как обычно, он хотел «кинуть» своих партнеров, а они этого не очень хотели. И решили свой спор так, как это было принято в России. Подослали сюда двух киллеров, которые и свели с Леонидовым-отцом счеты. Кстати, сын потом исправно все выплатил, и конфликт был исчерпан.
— Ясно, — Дронго посмотрел на Фешукову. Пора было уходить. — Благодарю вас, — он поднялся с дивана, помог встать Татьяне.
Она все время молчала, понимая, что лучше не мешать Дронго.
Когда они вышли в коридор, то увидели стоящую там собаку. Умный пес открыл дверь лапой и вышел в коридор. Теперь он молча смотрел им в глаза. Они замерли, такой пес мог сбить с ног даже Дронго. Эмиль шагнул вперед.
— Вернись в комнату, — строго приказал он, — зачем ты меня позоришь?
Дог смешно поднял морду и вернулся в комнату. Даже прикрыл за собой дверь. Татьяна улыбнулась. Дронго обернулся к хозяину квартиры.
— А почему ваша собака не залаяла, когда Арманд повесился? — вдруг спросил он. — Животные чувствуют такие вещи. Или если бы в квартире появился чужой.
— У меня тогда не было собаки, — пояснил Кловис. — Я жил один.
— У меня к вам большая просьба, — обратился к нему Дронго, — вы можете подняться с нами на третий этаж и порекомендовать нас вашему клиенту — вдове Леонидова?
— Ни в коем случае, — махнул рукой Эмиль. — Она такая сварливая женщина, что потом будет еще несколько лет вспоминать, как я посмел явиться к ней с гостями без звонка. Давайте лучше я ей позвоню и скажу, что скоро мы будем. Так будет лучше.
Эмиль вернулся в комнату. Было слышно, как он звонит и разговаривает по-латышски. Собака снова вышла из комнаты и стала строго смотреть на гостей. Когда Эмиль закончил говорить, она шмыгнула в другую комнату, не дожидаясь окрика хозяина. Дронго и Татьяна, переглянувшись, улыбнулись.
— Можете подниматься, — разрешил Эмиль, — она дала свое императорское согласие. Но учтите, эта женщина с характером. Старая еврейка, у которой свои понятия обо всем.
— Мы не станем ее долго мучить, — пообещал Дронго, — спасибо вам за помощь.
Он пожал руку Эмилю и вышел вместе с Татьяной на лестничную площадку.
— Закрывайте дверь, — сказал он на прощание, — иначе ваша собака простудится.
Кловис закрыл дверь. Фешукова тихонько вздохнула.
— Хороший человек, — негромко проговорила она, — интеллигентный, выдержанный, воспитанный. Сразу видно, в какой семье он воспитывался. Его отец был очень известным врачом. И чудесная собака, умная, все понимающая. Почему он до сих пор не женился? Состоятельный человек, очень привлекательный.
— Может, женщины его не хотят? — пошутил Дронго.
— Не может такого быть, — уверенно возразила Татьяна. — У нас на десять женщин только трое мужчин. Многие на заработки уехали в Россию или в Европу. Некоторые даже в Америку. У нас столько незамужних женщин! Он мог бы составить целый гарем, если бы захотел.
— Идемте наверх, — решил не спорить Дронго, — еще один такой разговор, и я решу, что мне тоже нужно остаться в вашей стране.
Татьяна смутилась, чуть покраснела.
— Я не в этом смысле, — пояснила она. — Но всегда жаль, когда видишь таких людей, не нашедших своей половины.
Они поднялись на третий этаж, позвонили в квартиру Леонидовых. Дверь открыла пожилая женщина, очевидно, прислуга. Она была предупреждена и поэтому приняла верхнюю одежду гостей, проводила их в большую гостиную.
За огромным столом, вокруг которого могли разместиться человек пятнадцать, сидела дородная, властная женщина лет семидесяти. Она была в коричневом жакете и в темной юбке. Пышные волосы, макияж и явные следы пластических операций на лице, которые не могли скрыть ее возраста, но убрали морщины и вытянули глаза.
— Здравствуйте, — громко произнесла она, — меня зовут Инна Марковна. А как вас?
— Это Татьяна Фешукова. А меня обычно называют Дронго, — представился он.
— Как? — удивилась она. — Как вы сказали, ваше имя?
— Дронго. Это не имя, а скорее кличка.
— Молодой человек, — повысила голос хозяйка квартиры, — я не привыкла называть людей кличками. Извольте сказать мне вашу фамилию.
Он назвался. Инна Марковна удовлетворенно кивнула.
— Можете сесть, — разрешила она, показывая на другой конец стола, словно они были на приеме у королевской особы. Инна Марковна чувствовала себя в этом доме полновластной хозяйкой. И она была права. В конце концов, это они пришли в ее дом и должны уважать правила внутреннего распорядка, установленного хозяйкой.
— Мне позвонил Эмиль Кловис, мой стоматолог, и попросил вас принять, — снисходительно объяснила Инна Марковна. — Он сказал, что вы займете у меня не больше десяти минут. Насколько я смогла понять, вы эксперт по вопросам преступности? Какое отношение я имею к вашему ремеслу?
Дронго подумал, что быть лечащим врачом такой особы нелегко. Особенно зубным.
— Мы проводим повторное расследование всех обстоятельств гибели Арманда Краулиня, — сообщил он. — Может, вы помните такого соседа, который жил на втором этаже? Вернее, его отца, который там раньше жил, а потом квартира перешла к его сыну?
— Когда мы сюда переехали, там уже никто не жил, — сообщила Инна Марковна. — Мы, конечно, слышали о враче Краулине, но он умер задолго до нашего появления здесь. Что касается господина Арманда Краулиня, то я вообще не имела чести его знать. Он был, кажется, каким-то коммунистическим или комсомольским лидером, а мы таких людей не знали и не хотели знать. Мой муж всю жизнь занимался честной коммерцией и никогда — политикой. В советское время мой покойный супруг работал главным бухгалтером универмага, потом заместителем директора. Мы переехали сюда только в девяносто втором.
— Я знаю, — кивнул Дронго, — а в девяносто третьем у вас родился внук.
— Да, — несколько оживилась старуха, — и сын назвал внука в честь моего мужа.
— Вы тогда отмечали его рождение?
— Нет, — ответила она.
— Извините, — не понял Дронго, — но ваш бывший дежурный говорил, что вы…
— Он не совсем умный человек, если мог сказать такое, — резко произнесла Инна Марковна. — Мы не могли отмечать рождение внука. Мы отмечали сороковой день с момента его рождения. К этому времени он уже получил имя и был обрезан по нашим законам.
— Извините, — еще раз произнес Дронго, — но вы отмечали этот день?
— Сороковой день со дня его рождения, — повторила Инна Марковна. — Конечно, мы его отмечали. Это был мой старший внук. И до сих пор самый любимый. Как же мы могли его не отметить?
— Было много гостей?
