развернула плечи, гордо подняла подбородок… что бы сказала госпожа Эниджа, если бы увидела эту довольнешенькую отварную курицу с опущенными плечами?! — попеняла она себе и поклялась никогда больше так не размякать.
— Я провожу тебя к господину Сириану, — домоправительница открыла дверь и ободряюще кивнула Амариллис. Они прошли по коридору, спустились по широким ступеням, и оказались перед массивной дверью ратманского кабинета.
— Добро пожаловать, дитя мое, — ратман, приветствуя Амариллис, поднялся из кресла и поклонился. — Усаживайтесь и, прошу вас, не стесняйтесь.
— Благодарю вас, мессир, — девушка ответила на поклон со сдержанным изяществом, легко прошла к столу, села на отодвинутый стул и замерла в ожидании. Весь ее прежний страх куда-то улетучился (может, остался в грязной воде), она, как нельзя кстати, вспомнила, что в доме аш-Шудаха видела и не такую роскошь, а гордая осанка в таких ситуациях — уже полдела… словом, Амариллис снова становилась танцовщицей Лимпэнг-Танга.
— Прошу великодушно простить меня, но, право слово, я весьма проголодался, и вряд ли смогу одновременно вести беседу и обонять все эти чудесные запахи. Так что давайте-ка воздадим должное ужину, а уж потом поговорим. С вашего позволения, я сам поухаживаю за вами.
Амариллис плохо поверила ратманскому голоду, но была благодарна за возможность утолить собственный, еще более обострившийся после купания. Ела она немного(правила школы Нимы запрещали объедаться на ночь глядя) и с видимым удовольствием. Однако даже это небольшое количество вкусной еды заставило ее прямо-таки осоловеть. Амариллис сидела по-прежнему прямо, изящно держа руки и лишь слегка наклоняя голову… но глаза ее предательски щурились, ресницы отяжелели, щеки горели. Ратман взглянул на нее повнимательнее, улыбнулся и сказал, наливая в бокал Амариллис золотисто-розового вина:
— Отведайте этого вина, оно настояно на семенах илори и будет для вас как нельзя кстати. Сладкие сны вам не помешают.
— Но вы же хотели поговорить со мною, господин Сириан. Боюсь, что после этого, — и она отпила немного — м-м-м… этой благодати к разговорам я буду неспособна. Усну прямо в кресле.
— Ну что вы, в кресле неудобно, да и кровать ваша уже приготовлена. Так что допивайте и ступайте почивать. А все разговоры отложим на завтра. Как говорит мой отец, утро вечера мудренее. И никаких возражений. Завтрак вам принесут в спальню, а уж после мы с вами и увидимся. Доброй ночи, Амариллис.
— Благодарю вас, и доброй ночи, господин Сириан.
Амариллис встала, легко поклонилась и оставила ратмана одного в кабинете. Она поднялась по лестнице, вошла в отведенную ей комнату, разделась и нагишом, презрев положенное на одеяло ночное одеяние, нырнула в теплую чистоту постели. Замерев на секунду, девушка с наслаждением потянулась, оглаживая простыни и подушки, потом свернулась калачиком, устраиваясь поудобнее. Открыв глаза, Амариллис еще раз осмотрела комнату, радуясь про себя всем ее удобствам, но вдруг вспомнила… и чуть было не вылетела из этого оазиса чистоты и уюта. «Лекарства, — мелькнуло у нее в голове, — лекарства же! Утренняя порция! На ночь хватит, даже с избытком, а как же днем?..» Но было в доме Миравалей нечто почти магическое; во всяком случае, Амариллис никуда не побежала. «Да ладно… вряд ли разговор длинный будет, успею к полудню. Протянут как-нибудь с ночными излишками. И вообще, пускай врачишки животы порастрясут да что-нибудь сами приготовят (это было несправедливо, бедняги доктора и раствора соли приготовить бы не смогли, даже ради своего собственного спасения… но когда это сытость была справедлива?!)… в самом деле, неужто не обойдутся?.. Да… как-нибудь…» Девушка сладко, от души зевнула, подоткнула одеяло, закрыла глаза и уже через полминуты спала.
Утро следующего дня застало Амариллис в кабинете ратмана. Хозяин кабинета, вопреки обыкновению, сидел не в парадном кресле, а в оконной нише, на крытой мехом скамье. Он знаком предложил девушке присесть на стоявшее рядом деревянное креслице, учтиво поинтересовался, как ей спалось, задал еще несколько малозначащих вопросов, вроде того, как ей нравится Эригон, да как она переносит тихий ветер. Амариллис не менее учтиво отвечала, недоумевая про себя все больше и больше. Наконец, Сириан, помолчав минуту, сказал:
— Ваше недоумение прорывается даже сквозь ваше прекрасное воспитание. Однако вы более терпеливы, чем я ожидал. Размеется, я пригласил вас не только для того, чтобы дать возможность отдохнуть, хотя вы заслуживаете этого как никто другой. Амариллис, я хочу, чтобы вы вышли замуж за моего сына.
Если бы ратман попросил у танцовщицы дать ему лично несколько уроков танцев, то она вряд ли удивилась бы сильнее. Сначала она просто не поверила своим ушам, потом решила, что ратман поддался общей хвори и малость двинулся рассудком. Она украдкой оглянулась: не заперта ли дверь и свободен ли путь к отступлению, и приготовилась, успокаивающе мурлыкая, сбежать как можно быстрее.
— Нет, дверь не заперта, — понимающе усмехнулся ратман, — и я еще держусь. Амариллис, я в своем уме и я буду повторять свое предложение до тех пор, пока вы не дадите ответ. Согласны вы стать моей невесткой?
Амариллис молчала. Не то чтобы вопрос был уж очень неприятный, но о замужестве она вообще не помышляла; после Свияра семья стала для нее чем-то несбыточным, память о тех днях была запрятана глубоко-глубоко, на самое дно ее души — чтобы не тревожила, не мешала жить одной. Ратман продолжал.
— Неловко расхваливать собственного сына, но Риго действительно неплохой парень. Он умен — в Арзахеле об этом позаботились, характером спокоен, без этих новомодных вывертов… И он — мой наследник, наследник линьяжа Миравалей и — что уж скрытничать — ратманской мантии. Можно сказать, наследный принц Эригона Баснословного…
— А я?… — Амариллис подняла голову и посмотрела Сириану прямо в глаза.
— Вы? А вы, моя дорогая, удивительная, редкостная драгоценность для нас. Достойное, почтенное происхождение, хорошее образование, молодость и здоровье — и впридачу к этому толика темной крови в ваших жилах. У вас есть все, чтобы подарить моему линьяжу наследника.
Амариллис попыталась осмыслить сказанное. «Темная кровь… так им нужна моя темная кровь?… ага, ну конечно, не жениться же ратманскому сыну на… ну да… а такие, как я, и вправду не часто попадаются…»
— Как я поняла, вам нужен наследник, защищенный от тихого ветра.
— Больше, чем вы можете себе представить.
— Допустим. Но как быть с нынешней женой господина Мираваля-младшего?.. Помнится, в прошлом году, на коронационных празднествах в Арзахеле он был не одинок.
— Вот как? так вы его запомнили?
— Трудно забыть такой носище, тем более сидящий рядом с самим герцогом.
— Ах вот что… К моему искреннему сожалению, Морелла умерла полгода назад. Что вас еще смущает?
— Я сама. Вы не хуже меня знаете, кто я такая. Ни денег, ни влияния; слава?… пожалуй, но вряд ли это то, что вам нужно.
— Мне нужны вы. Поверьте, моя дорогая, линьяж Миравалей не нуждается ни в деньгах, ни в дополнительном влиянии. Этого у нас предостаточно. И мы в состоянии щедро поделиться всем этим с вами. Подумайте.
— Возможно. Но подумайте и вы, что будет, если я не смогу родить столь желанного вам ребенка? И такое случается.
— Но не с вами. Мэтру Аурело было достаточно одного взгляда, чтобы отвести подобные сомнения.
Разговор явно затягивался, принимая характер какой-то детской игры: принеси воды! — не могу, ведро прохудилось… — так зелепи дыру глиной! — не могу, всю глину свиньи изрыли… — принеси в кувшине! — не могу, он разбился… — и так далее, до бесконечности.
— Вот что, — ратман первым решил прекратить торги, — не будем спорить. Такое решение принять сложно и я был бы не вправе торопить вас, но… Но у меня есть все основания думать, что это последний
