– Смотрите! У Вильке мамочка объявилась! – засмеялись кругом уже одетые однокашники.
Через пять минут, когда Вильке, наконец, привел себя в порядок, в отеле кроме него и Франка оставался только ворчливый хозяин.
– Где твой противогаз? – сказал Франк, вытряхивая из сумки хлебные корки.
– В шкафчике! – сказал Вильке и, порывшись, достал маску.
– Бежим!
Закинув за плечи карабины-маузеры, они помчались по узкому, устланному ковровой дорожкой коридору и выскочили в холл.
– Опоздать хотите, дезертиры?! – закричал из-за стойки гладко выбритый старик в целлулоидном козырьке и красном жилете.
Мальчики не обратили на него внимания и ринулись к дверям с матовым витражным стеклом, за которыми метались солдатские тени. Франк отвернулся, нахмурился и растерянно посмотрел на зеленые и коричневые кресла холла, на стойку портье, на резко освещенный стол с письменными принадлежностями.
– Стой, Вильке! – опомнился Франк. – Я котенка забыл.
– Брось, пусть останется, целее будет, – сказал толстяк, и ему стало нехорошо от собственных слов.
Секунду они не двигались.
– Нет, я все-таки возьму его. Вдруг мы не вернемся, – сказал Франк и, топая великоватыми ботинками, помчался обратно в номер.
«Я его отпущу, если что, – думал он на ходу. – А если все обойдется, заберу домой».
Когда он вернулся в холл, еще сонный Вильке стоял на том же месте.
– Еле отыскал его, в шкаф от сирены спрятался, – сказал на бегу Франк. – Ну бежим же!
Они выскочили на улицу и увидели, что она совершенно пуста. Сирена уже не выла. Секунду мальчики стояли в ступоре, потом, прислушавшись, уловили шум моторов в том месте, где вечером строили роту.
Они выбежали на площадь. Там стояло четыре грузовика с брезентовыми тентами, и один из них уже отъезжал. Франк и Вильке подскочили к ближайшему, им помогли забраться в кузов. Пока они устраивались, грузовик тронулся, и они поехали из Раушена на войну.
Ругаемый и пинаемый всеми сонный Вильке сразу предпочел залезть вглубь кузова. А Франк остался у борта – прощаться с городом. Когда машина вырулила на небольшую площадь, он приложил козырьком руку к глазам и поймал взглядом на секунду подсвеченную фарами другого грузовика статую женщины с кувшином на плече, преклонившую одно колено.
«Прощайте, фрау Гретта, – улыбнулся Франк, поежившись от холода, и бережно, чтобы не придавить котенка, запахнул шинель. – Вперед стремись, солдат отчизны, и смерть спокойно встреть!»
Уже через полчаса их автоколонна остановилась у блокпоста на въезде в Кенигсберг. Из-за гудения машин канонада слышна была не отчетливо, но ее отдаленные разрывы, казалось, слегка потряхивали воздух.
Миновав ворота первого форта, машины с отрядами гитлерюгенда двинулись по переполненной войсками сырой брусчатой улице. Солдаты бежали, шли строем, стояли в оцеплении, вели взволнованных овчарок и доберманов, сидели на мотоциклах. В городе – затаенная тишина и полный мрак. Еще ходили трамваи – вероятно, их использовали для переброски по городу войск и боеприпасов. Улицы были завалены противотанковыми «ежами», газоны превратились в траншеи, а на площадях торчали бетонные конусы огневых точек.
Старинный город, славная столица восточной Пруссии, был почти полностью разрушен авиацией. Однако ночью это было не так заметно, и набитый войсками Кенигсберг действительно выглядел самой грозной крепостью в мире. Скрытые под земляной насыпью старые военные коммуникации поросли травой и кустарником. Бесконечные ходы и туннели подземных укреплений несколько раз опоясывали город, образуя неприступные цитадели. К старинным крепостным фортам прибавлялись построенные в панике последних дней бункеры и железобетонные доты. Гарнизон Кенигсберга был огромен, поскольку здесь решалась судьба Третьего рейха.
Когда грузовики встали на краю одной из полуразрушенных улиц, юные солдаты повыпрыгивали из них и построились в длинную шеренгу, стоя спиной к парапету канала. Какой-то лейтенант слез с мотоцикла с коляской и пошел вдоль строя. Франк и Вильке стояли рядом.
– На первый-второй рассчитайсь! – скомандовал офицер.
«Первый. Второй. Первый. Второй», – потянулось по ряду.
– В две шеренги становись! Раз-два! – приказал лейтенант.
Офицер сел на свой мотоцикл, проехал немного вдоль переднего строя, привстал на подножке и скомандовал:
– Первая шеренга – на месте! Вторая – на пра-а-во, за мной – шагом марш! – и он медленно поехал прочь, уводя за собой половину ребят, а сними вместе и рыжеволосого толстячка Вильке. Друзья детства были разлучены. Франк ничего не мог поделать. Он просто стоял и сколько мог провожал строй товарища взглядом.
Вторая половина прибывших осталась торчать посреди города, у оврага, не зная, кто должен ими командовать. С разных сторон слышалось гудение автомашин, скрежет танков и лай собак. Через десять минут завыла сирена воздушной тревоги, и проходящие мимо солдаты забегали, придерживая руками каски. Еще минут через пять в небо ударили лучи зенитных прожекторов и стали подслеповато обшаривать ночную мглу. Вслед за ними посыпались струйки зенитных трасс, и захлопала шрапнель. Звук стрельбы долетал не сразу, как гром во время грозы. Искристый, словно фейерверк, взрыв на мгновение озарял небо, освещая розовые облачка, оставшиеся от предыдущих разрывов.
Когда улицы почти опустели, солдатики продолжали стоять и робко оглядываться по сторонам. Наконец, к строю подъехал тот же самый мотоциклист.
– Внимание! – сказал лейтенант. – Только что поступили сведения о прорыве противника на подступах к городу. В данный момент наши доблестные войска ведут отчаянную борьбу, чтобы сорвать планы русских по окружению Кенигсберга. Многие из ваших товарищей сейчас участвуют в жестоких боях с превосходящим по численности и технике противником. – Голос у офицера был сорван, но он хрипел, не жалея связок. – Фюрер призывает свою молодежь, то есть каждого из вас, к борьбе за спасение славной твердыни Тысячелетнего рейха, ставшей сегодня главной цитаделью немецкой нации. – Офицер помолчал и, как-то лукаво улыбнувшись, закончил: – Вашей непосредственной задачей будет являться отсидка в хорошо укрепленных фортах этой неприступной крепости. Чтобы ни случилось, врагу не занять этот город, если в нем еще остался хоть один верный сын нашей нации. Да хранит вас Бог. По машинам, бегом марш! – скомандовал офицер, и юные солдаты запрыгали в кузова.
Их высадили на тихих окраинах, в красивом и мирном ясеневом парке. Здесь было светлее и спокойнее, чем в центре, хотя звуки канонады слышались так же. Пока они ехали, начал моросить дождь. Могучие стволы деревьев были покрыты тонким слоем темно-зеленого мха. Пахло городской сыростью и тревогой. Ручейки солдат, громко топая, по команде побежали ко входу в форт, перед которым стоял огромный бетонный кокон с крупнокалиберным двуствольным корабельным орудием. Юные воины пробежали бронированные врата и оказались в слабоосвещенном туннеле с поперечными ходами в стенах. Тут было уже полно солдат, а также ящиков с припасами, приготовленными для длительной осады.
Франк не знал, сколько прошло времени, но ему казалось, что целая вечность. Снаружи шли бои. Большую часть времени пребывания в крепости солдаты просто сидели на корточках, прислонившись к стене. Лишь изредка выдавалась возможность быть полезными – когда в казематы соседних оборонительных сооружений нужно было по подземным переходам подтащить боеприпасы. Кормили нормально, даже хорошо, и всего необходимого здесь было достаточно.
Франк составил приблизительную карту подземных коммуникаций. Он любил рисовать карты и всегда носил для этого в нагрудном кармане блокнот и карандаш. В блокноте было много карт, но особенно он любил две. Первая изображала его теперь уже разрушенный дом в Австрии, родную улицу и ее окрестности: он нарисовал это все по памяти, когда его призвали в армию. На другой были нарисованы любимые тропинки Раушена: он создал ее, когда гулял один, без Вильке и Михаэля: присаживался спиной к дереву и чертил очередную кривую аллейку, по которой только что прошел. Теперь же он мог гулять по ним в
