Пендергаст миновал столовую и кухню блока С, откуда доносился резкий запах хлорки, свернул еще раз, потом еще и, наконец, достиг конца последнего отрезка коридора перед контрольным пунктом и дверью с электронным кодовым замком, разделявшей два блока тюрьмы Херкмор – блок С, находившийся в федеральном ведении, и блок В, подчинявшийся штату.
Лицо Пендергаста было хорошо известно в блоке С, но в блоке В его никто не знал.
Он подошел к двери, приложил к считывающему устройству кредитную карточку и стал ждать. Его сердце билось несколько быстрее обычного: настал момент истины.
В тот момент, когда счетчик показал, что осталось двести девяносто секунд, загорелся зеленый огонек и дверь с тихим щелчком открылась.
Пендергаст шагнул через порог и оказался в блоке В. Пройдя первый изгиб коридора, задержался в темном углу, нащупал самый глубокий порез на лице и резко дернул за нитку, которой он был зашит. Когда из пореза потекла кровь, он размазал ее по лицу, испачкав заодно руки и шею. Потом задрал рубашку, внимательно осмотрел зашитую рану на боку, глубоко вздохнул и вновь разорвал шов. Повреждения должны выглядеть совсем свежими.
Когда счетчик показал сто десять секунд, он услышал, что кто-то бежит: как и было предусмотрено, мимо него промчался один из беглецов – Джаг, который точно следовал плану, намеченному для него Глинном. Естественно, ему не удастся уйти далеко: его схватят у выхода из блока В, если не раньше, – и это тоже было предусмотрено планом. Шайка Поко исполняла роль дымовой завесы, только и всего. Никому из них не удастся сбежать.
Когда Джаг был уже достаточно далеко, Пендергаст громко закричал и бросился на пол, одновременно нажимая кнопку устройства экстренного вызова.
– Нападение на офицера! Срочно нужна помощь! Нападение на офицера!
Глава 45
Фельдшер Ралф Киддер склонился над лежавшим на полу и рыдавшим как дитя охранником. Захлебываясь слезами, офицер пытался рассказать, как на него напали, кричал, что не хочет умирать, и здорово мешал Киддеру сосредоточиться и определить серьезность нанесенных повреждений. Фельдшер приложил к груди раненого стетоскоп, чтобы послушать сердечный ритм, – сердце билось абсолютно ровно; осмотрел его шею и конечности – все они были целы; измерил артериальное давление – оно оказалось в норме. Наконец он исследовал порезы на лице и пришел к выводу, что они были довольно неприятными, но совсем неглубокими.
– Где у вас болит? – спросил он, наверное, в десятый раз и уже начиная испытывать раздражение. – Куда вас ранили? Ответьте, пожалуйста.
– Мое лицо! Он ранил меня в лицо! – наконец более-менее внятно прокричал пострадавший.
– Это я вижу. А еще куда?
– Он пырнул меня ножом! О Господи, как болит грудь!
Фельдшер осторожно потрогал ребра офицера и нащупал два перелома – правда, без смещения. В боку действительно оказалась колотая рана, которая обильно кровоточила, но быстрый осмотр показал, что лезвие, наткнувшись на ребро, отклонилось и плевра не была задета.
– У вас ничего серьезного, вы обязательно поправитесь, – резко произнес Киддер и повернулся к двум стоявшим рядом санитарам. – Положите его на каталку и отвезите в лазарет. Надо сделать ему перевязку, несколько рентгеновских снимков и зашить порезы. Потом введем противостолбнячную сыворотку и проколем амоксициллин. Пока не вижу необходимости везти его в городскую больницу.
Один из санитаров фыркнул:
– В любом случае никто не сможет покинуть территорию или въехать на нее, пока этих сбежавших придурков не поймают и не пересчитают. Труповозка вон уже полчаса стоит за воротами, дожидается.
– Труповозке все равно некуда торопиться, – сухо заметил Киддер, записывая в блокнот фамилию раненого охранника и номер его жетона.
Лицо пострадавшего не показалось ему знакомым, но это и неудивительно: во-первых, он из блока С, а во-вторых, его физиономия все же здорово изрезана.
Когда раненого укладывали на каталку, Киддер услышал крики в конце коридора – это задержали еще одного пытавшегося сбежать заключенного. Ралф проработал в Херкморе почти двадцать лет, и за все время это была, пожалуй, самая серьезная попытка бегства. Конечно, она не имела ни малейшего шанса на успех, и Киддер надеялся лишь, что охранники не слишком сильно изобьют незадачливых беглецов.
Санитары покатили хнычущего охранника в изолятор, фельдшер отправился следом за ними. «Эти секьюрити кажутся такими крутыми, пока все находится под контролем, но стоит лишь стукнуть их посильнее, как они тут же превращаются в кусок дерьма», – думал он, шагая за каталкой.
Лазарет блока В, как и любой другой тюремный лазарет в Херкморе, был разделен на две изолированные друг от друга части: для персонала, со свободным входом и выходом, и для заключенных – строго охраняемую, скорее напоминающую карцер.
Санитары вкатили раненого в неохраняемый бокс и накрыли одеялом. Киддер заполнил его карту, договорился насчет рентгена и начал обрабатывать порезы, как вдруг запищала его рация. Он поднес ее к уху, послушал и что-то быстро ответил. Потом повернулся к пациенту и сказал:
– Я вынужден оставить вас на некоторое время.
– Одного? – испуганно вскрикнул избитый охранник.
– Я вернусь через полчаса, максимум через сорок пять минут, вместе с рентгенологом. Несколько заключенных ранены…
– Что, нельзя заняться ими попозже? – захныкал пациент.
– Им больше нужна помощь. – Киддер не стал пересказывать охраннику информацию, которую ему сообщили по рации. Случилось то, чего он боялся больше всего: несколько беглецов были избиты до полусмерти.
– Сколько мне придется ждать?
Киддер вздохнул, стараясь скрыть раздражение.
– Как я уже сказал, может, минут сорок пять. – Он взял шприц, намереваясь сделать пациенту инъекцию обезболивающего и легкого успокоительного.
– Пожалуйста, не нужно меня колоть! – взвизгнул охранник. – Терпеть не могу этих иголок!
– Это уменьшит боль. – Киддер сделал над собой усилие, чтобы не сорваться.
– Не так уж мне и больно, – заявил пациент. – Лучше включите телевизор – это поможет мне отвлечься.
Киддер пожал плечами:
– Как хотите.
Он убрал шприц и вручил раненому пульт от телевизора. Тот сразу же нашел какое-то дурацкое игровое шоу и прибавил звук. Фельдшер, покачав головой, вышел из комнаты. Его и без того невысокое мнение о тюремных охранниках еще больше снизилось.
Через пятьдесят минут Киддер вернулся в лазарет в самом отвратительном настроении. Несколько охранников с радостью воспользовались возможностью поквитаться с давно уже доставшей всех группой заключенных и так увлеклись, что сломали не менее полудюжины костей.
Киддер посмотрел на часы, думая об оставленном в боксе пациенте. В конце концов, в приемном покое любой крупной нью-йоркской больницы тому пришлось бы прождать как минимум в два раза больше. Ралф отдернул штору и посмотрел на охранника. Тот лежал, отвернувшись к стене, и крепко спал, несмотря на работающий на полную громкость телевизор, по которому продолжали показывать игровое шоу.
«Джойс, ты уверена, что хочешь выбрать дверь номер два? Что ж, тогда давайте ее откроем! За дверью номер два…» Тут аудитория издала громкий стон…
– Пора делать рентген, мистер… – Киддер заглянул в блокнот. – Мистер Сидески.
Пациент не шелохнулся.
«…корова! Посмотрите, разве это не самая замечательная корова голштинской породы, которую вы когда-либо видели, леди и джентльмены? Джой, ты только подумай: теперь у тебя каждое утро будет свежее молоко!»
– Мистер Сидески! – громче позвал Киддер и, взяв в руки пульт, выключил телевизор. В комнате воцарилась благословенная тишина. – Пора на рентген!
