не хотела оставаться там. Потом это прошло. Привыкла.
Помолчав, я признался:
– Я, наверное, трус.
Еще больше смущая меня, Катя снова засмеялась. Видя мое замешательство, она пояснила свой смех:
– Ты это так серьезно сказал… «Я, наверное, трус». Дурачок. Ты не трус. Это нормальная реакция на темноту и неизвестность. Все люди боятся темноты.
Я возразил:
– Не все. Глупости.
Как-то тихо и серьезно она сказала:
– Все боятся. Просто есть некоторые, кого эта темнота еще не пугала. Не до них
Хмыкнув, я сказал:
– Но там был не страх. Просто всё вместе. То, что там пропали люди. Вообще вид брошенного поселка. Да еще… да… темнота.
– Вот-вот, – сказала она. – Это еще не страх. Страх – это когда ты там один и знаешь, что в любой момент ты можешь исчезнуть и даже спустя годы никто не будет знать, что с тобой случилось.
Мы вышли на освещенный прожекторами песок, и я признался:
– Я вообще-то о таком не думал.
Катя потянула меня к кострам на побережье около которых толпились люди.
– И правильно делал, что не думал! – сказала Катя веселясь. – Это все равно что просто о смерти думать. Глупо и бесполезно.
У костров оказались в основном пилоты пинас и капсул, посаженных на песок. Не спешившие уходить отдыхать, они слушали негромкую музыку из брошенного на пески транслятора одного из кораблей и пили самогон. Я удивился, когда нас угостили и пригласили присоединиться. Катя, ни на шаг не отходя от меня, от самогона отказалась и только засмеялась, увидев мое выражение лица, когда я залпом проглотил напиток. Не меньше семидесяти градусов было в этом пойле, и мне стоило трудов, чтобы не показывать, как сильно оно меня проняло.
У костров мы задержались недолго. Боясь, что ее тренировочный костюм пропахнет дымом, Катя потянула меня к кораблям. Возле моего «корыта» она сказала:
– Нет, не пойду к тебе.
– Почему? – спросил я.
– Не хочу, – сказала Катя. Видя мое недоумение, она попыталась пояснить: – Просто не хочу. Скоро все свершится, и неизвестно, когда я смогу вот так с тобой спокойно погулять, поболтать о глупостях.
– Что скоро случится? – спросил я, догадываясь и не желая верить.
– Все, – сказала Катя, кивнув зачем-то.
– Может, ты уже не нужна здесь? – спросил я с надеждой. Скажи она тогда, что свободна и может улетать, я бы без зазрения совести наплевал на контракт и сбежал бы с Ивери. Благо, материалов, одолженных у научной группы, для Королевского общества было больше чем достаточно.
– Ну как не нужна… – сказала Катя, поворачиваясь к морю и вдыхая теплый еще ветерок. – Конечно, нужна. Как они тут все без меня? Обязательно что-нибудь забудут и все запорют.
Я только головой покачал.
– Пойдем проводишь меня? – попросила Катя.
Она могла бы и не просить. Я и так собирался проводить ее. Другое дело, что я искренне рассчитывал провести с ней время на моей «Лее». Ну, не судьба – не страшно.
На девятой палубе «Камня» она остановилась перед стойкой, за которой сидела дородная тетушка, и обратилась ко мне:
– Ты не ходи меня провожать туда. Незачем тебе это.
– А если я сам хочу заглянуть… – спросил я, вскинув бровь.
– Как хочешь… – сказала Катя. Она собиралась уйти, даже не поцеловав меня на прощание. Пришлось окликнуть ее и попросить вернуться.
– Ну в чем дело? – спросил я.
Пожав плечами, Катя помолчала и, пересилив себя, сказала:
– Не знаю. Алекс… мне очень страшно.
Я прижал ее к себе и стал уговаривать пойти сейчас со мной и остаться ночевать на моем корабле.
– Ты не понимаешь… Ты не спасешь меня… – зашептала она, и мне показалось, что Катя готова заплакать. – Все уже так подошло близко… теперь все решают минуты… часы. Мне не объяснить. Теперь мне правда страшно, что все узнают и за несколько мгновений до победы меня арестуют и все сорвется. Тебе не понять… Я принесла этому слишком большие жертвы. Я не хочу, чтобы они были зря. Я хочу, чтобы все закончилось, но закончилось так, как должно закончиться. Как я хочу…
Я прижимал эту дурочку, шепчущую глупости, к себе и понимал, какая гигантская пропасть нас все-таки разделяет. И вообще, возможно ли, чтобы такая, как она, перешагнула эту пропасть и попыталась бы жить
