надеть. И будто бы ближайшее государево окружение, которое должно было лечь с прежним государем в могилу, поддержало принца Ша и укрыло смерть императора от посторонних, дабы сохранить свои жизни. Одним из главных заговорщиков называли Первого министра Дина, вторым – начальника личной государевой охраны Имина. Господин Дин поначалу от этого сильно сердился и терял терпение, но потом ему стало как-то безразлично. Видимо, понял, что ничего не может с правдой поделать. Но доказательств правдивости слухов никто предъявить не мог, поэтому болтовня оставалась болтовней, и ни к чему, кроме обозления Первого министра, не привела.
Однако дней через двенадцать после беспокойств в Столице пришло известие, будто император Аджаннар жив, здоров, объявился в северном лагере войск и целую ночь проговорил с принцем Ша. Наутро, когда государь выходил из шатра, они с сыном обнялись на глазах у всех офицеров ставки.
Дворцовые сплетники тут же сделали разворот языком в противоположную сторону и принялись обсуждать, что государь ни за что не оставил бы сына при армии, если бы не доверял ему. Да и от кирэс Таани, дочери кира Ариксара, военные занятия отвлекали принца Ша. Кто знает, сколько еще таких Таани встретит в своей жизни молодой царевич, а Первую государыню единственный наследник должен выбирать не среди тех женщин, чьи ближние родственники замешаны были в беспорядках или подозревались в заговоре против власти.
Однажды утром Нэль проснулся от шума. Обычно в Игулахе было очень спокойно и тихо. Он выглянул из окна. Во внутреннем дворе полно было солдат. Нэль успел заметить: конюх ведет в сторону большого коня со знакомой золотисто-мраморной шкурой. Сначала сердце стукнуло радостно – бежать навстречу. Но вместо этого Нэль сел на постель.
Понять и правильно оценить все происходящее было несложно. На роль женщины – такой, как принято здесь, – он не годился. Сидеть на женской половине хозяйских покоев, не утруждая нежные ручки свои работой, а прелестную головку размышлениями, терпеливо ждать милости от господина, снимать с повелителя сапоги, когда он придет, и ложиться под него с целью зачать наследника было не по нему. Если от него ждут именно такого поведения – нужно разъяснить ситуацию сразу, чтобы не мучиться самому и не вводить в заблуждение хорошего человека.
Нэль очень боялся Джу обидеть, ему совсем не хотелось ссоры. Как не задеть фамильную таргскую гордость отказом, кроме как сказать фальшивое «я тебя не люблю и не хочу», он не знал. Но и капкан, расставленный на своем пути, видел яснее ясного. Он попал в дом к высокорожденному таргу. К человеку, который унижением для себя считает улыбнуться. Который никогда не скажет честно, что он чувствует, если эти ледяные статуи вообще чувствуют что-нибудь, кроме желания переспать. Да, кир очень хорош и сам по себе, и как партнер, и, может быть, даже душа его не совсем черства, пока он молод. Но в том, чтобы променять одного полковника Лаллема на другого точно такого же, только немного иных кровей, было мало смысла. Если им было хорошо вместе те несколько часов, это не значит, что будет так же хорошо всегда…
Нэль стиснул кулаки и мысленно стал выстраивать речь, которую ему следовало произнести перед киром Джуджеларом.
По ближним покоям пронесся шорох, служанки растворяли двери и торопливо раздергивали занавеси на пути молодого господина. Вот – быстрые шаги. Нэль вдохнул побольше воздуха, собрался говорить и… не успел.
Кир Джуджелар прямо на пороге уронил на пол дорожный плащ, сел у Нэля в ногах, положил ему голову на колени, разжал один его кулачок и поцеловал ладонь. От него пахло ветром, лошадью, дорогой. Как пахнет северная война, Нэль не знал, но левая рука у Джу висела на перевязи, а в волосах за ухом что-то было густо замазано зеленым соком гиффы. Совсем не обращая внимания на испуг Нэля по поводу своих ранений, Джу вытащил из рукава роскошное ожерелье из оправленных в золото изумрудов и стал прицеплять его Нэлю на шею. Одной рукой не получалось. Нэль освободил из неловких пальцев подарок и застегнул его сам.
В общем, сказать он ничего не успел. Ни с утра, ни в обед, ни вечером. Мысли вертелись, но Джу очень ловко запутывал их объятиями, поцелуями и длинными волосами, которые Нэлю очень нравились – он распускал косу Джу и нырял в них, как в воду.
Ночью Нэль решился на предательство семейной клятвы с полковником Лаллемом. Он выскользнул из- под руки заснувшего Джу, нашел в одежде того острый, как скальпель, кинжал и пощупал на предплечье шарик имплантата. Нэль знал, что от получеловека он родит только получеловека. Он сознательно приносил в жертву интересы своего мира. Но он хотел сделать то, что хотел, и по-другому было нельзя. Когда задуманный им разговор состоится, будет поздно.
Бугорок под кожей ловко разместился между голубыми полосками вен. Резать себя было страшно. Нэль сначала зажмурился, чуть ковырнул кожу. Показалась капля крови. Нет, с закрытыми глазами вынимать имплантат не годилось, так можно запросто перерезать себе вены. Нэль вздохнул поглубже, сел поближе к ночнику, примостил локоть на коленке и нажал острием кинжала на свою руку. Долю секунды спустя оружие полетело прочь, а Нэль, схваченный в охапку, был брошен на кровать в подушки.
В свете ночной лампы с зелено-золотым абажуром глаза получеловека не удавалось рассмотреть. Нэль очень испугался поначалу примененной к нему грубой силы, и только с запозданием понял, что ледяного тарга бьет дрожь.
– Джу? – удивился Нэль.
– Зачем ты?.. – срывающимся шепотом проговорил тот. – Я же… я, может быть, люблю тебя, люблю… а ты… не понимаешь… – И ткнулся головой в подушки рядом.
Нэль напугался еще больше. Он потряс Джу за плечо.
– Я совсем не это хотел сделать, ты ошибся!
– Ошибся? Думаешь, я не знаю, как надо резать себе вены, чтоб переполошить окружающих и как – чтобы быстро умереть?
– Джу… ты любишь меня или «может быть, любишь»? – осторожно поинтересовался Нэль.
– Без «может быть», – сказал в подушку Джу.
– Джу, я ребенка хотел. Посмотри, я не смогу забеременеть, пока у меня в руке вшита эта штучка. Джу…
Кир полежал еще немного и приподнялся.
– Это правда? – почти нормальным голосом спросил он.
Нэль покивал головой. Джу сел и осторожно провел пальцами по кровоточащему порезу. Потом наклонился и дотронулся до ранки губами. Нэль коротко взвизгнул, и в следующий момент Джу положил ему в ладонь вынутый изо рта имплантат. Нэль перевел дыхание, еще чуть помедлил и бросил шарик на пол. Утром служанка будет убираться и выметет вместе с сором.
Джу сидел, нахохлившись; свою пораненную руку он прижимал к груди, а ладонью другой крепко держал порез на руке Нэля. Наконец-то Нэль видел рядом с собой нормального живого человека – немного растерянного, с лицом, отражающим след пережитого страха. Нэль подлез к нему под локоть. Джу тяжело вздохнул и положил Нэлю подбородок на макушку.
– Я ужасно за тебя испугался, – признался он. Помолчал и добавил серьезно: – Я никогда тебя не оставлю. Я никому тебя не отдам.
После этих слов Нэль раздумал вести свой разговор. Ему стало мягко, тепло и незачем.
В течение всего пребывания в «Крепости» задумывался государь над одним и тем же: какое право он имеет решать судьбу не просто нескольких людей или небольшого социума, а целой цивилизации? Он уже спотыкался на этом вопросе прежде. Впервые – когда из рук кира Хагиннора Джела взял таргский Жезл Власти. И неоднократно после.
Из-за этого же он поссорился в свое время с энленским первосвященником эргром Скилларом Скеем. Тот не понимал и не принимал государева взгляда на вещи. Эргру Скею казалось, что если человек в силах быстро и легко изменить жизнь большого числа людей к лучшему – он должен немедленно этой возможностью пользоваться. И сколько бы таргский император ни повторял ему, что – да, изменить мир один человек может, но изменить людей – нет; что люди должны дойти до истины сами, а Небесный Посланник, как реальная сила этого мира, может только помешать им на этом пути; что вряд ли у него выйдет верная помощь, поскольку осмыслить путь, которым люди идут, будь он хоть трижды Небесным Посланником, он за них не способен, – эргр Скей продолжал твердить свое «можешь – значит,
