Прилавки киосков предлагали огромные количества крошечных, похожих на разноцветные пластиковые щепочки софтовых микромодулей, упакованных в прозрачные продолговатые коробочки или прилепленных к белым карточкам. Молли направилась к седьмой кабинке у правой стены. За прилавком, откинувшись в кресле, сидел бритоголовый паренек и с отсутствующим видом смотрел в пространство. Из заушных гнезд мальчишки торчало с дюжину софтовых модулей.
– Ларри, ты как, живой, приятель?
Молли помахала рукой перед глазами паренька. Взгляд мальчишки начал фокусироваться. Он пересел в кресле повыше, подцепил и извлек грязноватыми ногтями из гнезда в голове ярко-красную щепочку.
– Привет, Ларри.
– Молли, – парень кивнул.
– Ларри, у меня есть работа для кое-кого из твоих друзей.
Ларри вытащил из нагрудного кармана своей красной спортивной рубашки плоскую коробочку, открыл ее и положил только что изъятую щепочку среди радужного набора других софтовых модулей. Его рука застыла, секунду колебалась над разноцветием кусочков пластика, затем снова опустилась в коробочку, извлекла цилиндрический черный модуль, который казался немного длиннее остальных, перенесла его к голове и осторожно вставила в свободное гнездо. Ларри нахмурил брови.
– У Молли наездник, – произнес он, – и Ларри это не нравится.
– Ух ты! – сказала Молли, – я и не думала, что ты такой... чувствительный. Потрясно. Наверно, стоит кучу денег? Такая-то чувствительность?
– Мы с вами знакомы, леди?
Выражение лица мальчишки снова стало отсутствующим.
– Желаете приобрести софт?
– Мне нужны Новые.
– У тебя наездник, Молли. Вот это сказало мне. – Ларри указал пальцем на черный чип. – Твоими глазами пользуется кто-то еще.
– Мой партнер.
– Попроси своего партнера уйти.
– У меня есть кое-что для "Новых пантер", Ларри.
– О чем это вы, леди?
– Кейс, выйди, – попросила Молли. Кейс дотронулся до переключателя и тут же оказался в Матрице, но призрачная тень магазинчика софта еще несколько секунд висела в гудящей тиши инфопространства.
– "Новые пантеры", – сказал он "Хосаке", стаскивая с головы троды. – Пятиминутный обзор.
– Готово, – ответил вскоре компьютер.
Название Кейсу было незнакомо. Наверняка что-то, что появилось недавно, пока он околачивался в Тибе. Ураганы модных увлечений проносились по рядам молодого населения Мурашовника со скоростью света; новая субкультура могла возникнуть за одну ночь, расцвести на несколько недель, а затем исчезнуть без следа.
– Поехали, – сказал Кейс.
"Хосака" привела в действие свой видео-библиотечно-газетно– журнальный массив.
Обзор начался с долгой неподвижной цветной заставки, которую Кейс поначалу принял за коллаж: лицо подростка, словно бы вырезанное из другой картинки и вмонтированное в фотографию хаотично измазанной краской стены. Темные глаза, выгнутый клювом нос, несомненно результат пластической операции, замечательные юношеские прыщи на впалых щеках. "Хосака" запустила анимацию; мальчик начал двигаться со зловещей грацией мима, пытающегося изобразить хищного зверя. Тело его было практически невидимо – рисунок импрессиониста, более всего напоминающий измазанную краской кирпичную стену, безостановочно скользил по узкому трико с капюшоном – одежде паренька. Мимикрирующий полиуглерод.
Затем заставка перед эпизодом с доктором социологии Вирджинией Рамбали, Нью-Йоркский университет. На экране пульсирует розовая надпись – ее имя, факультет и название учебного заведения.
– Принимая во внимание их склонность к изощренным актам насилия, – сказал кто-то, отсутствующий в кадре, – нашим зрителям трудно понять, почему вы продолжаете настаивать, что это явление по своей сути не относится к терроризму.
Доктор Рамбали улыбнулась.
– Существует некий рубеж, после которого террористическая группа начинает сама манипулировать средствами массовой информации. От этого рубежа начинается эскалация насилия, но на нем же террористы сами становится отчасти продуктом информационных структур. Терроризм, как известно, представляет наибольший интерес для той части журналистики, что занимается самыми свежими новостями. "Новые пантеры" отличаются от террористов прежде всего степенью своего самосознания, четким пониманием той грани, по которой средства массовой информации разделяют акты терроризма и прочие разнообразные социополитические деяния...
– Это – промотать, – сказал Кейс.
Первого "нового" Кейс увидел через два дня после просмотра обзора, продготовленного "Хосакой". "Новые", как он рассудил про себя, были осовремененным вариантом "Больших ученых" времен его собственной молодости. В ДНК молодежи Мурашовника, очевидно, было заложено нечто такое, что хранило в себе и с определенной периодичностью воскрешало различные типы короткоживущих субкультур. "Новые пантеры" были вариантом "Больших ученых" с поправкой на технологию софтовых микромодулей. Если бы все это появилось лет на пять- десять раньше, "Большие ученые" утыкали бы себя гнездами с модулями с ног до головы. Именно в этом был их стиль, и почти такая же манера была характерна для "Новых". "Новые" были наемниками, любителями розыгрышей и нигилистами-технофетишистами.
Первый их представитель, представший перед Кейсом в дверях чердачных апартаментов с коробкой дискет от Финна, оказался очень вежливым юношей по имени Анжело. Его лицо, узкое, симпатичное, с гладенькой кожей – пересаженная ткань, выращенная на коллагене и полисахаридах из акульих хрящей, – было, тем не менее, одним из самых жутких произведений пластической хирургии, какие Кейс видел за свою жизнь. Когда Анжело улыбнулся, явив бритвенно-острые клыки какого-то крупного хищника, Кейс испытал облегчение. Трансплантация зубных зародышей – такое он встречал и раньше.
– Эти желторотики подают плохой пример, до добра это не доведет, – сказала ему после ухода "нового" Молли.
Кейс молча кивнул – он работал с айсом "Чувств/Сети", прощупывал его слабые места.
Вот оно, все, что ему нужно, его бытие и смысл жизни. Он забывал о сне. Молли оставляла для него рис и пластиковые подносики с суси на углу его длинного письменного стола. Иногда его приводила в ярость необходимость отрываться от деки, чтобы воспользоваться химическим туалетом, который установили в углу чердака. Он прощупывал бреши, узоры айса складывались и рассыпались перед ним, он с изящной непринужденностью огибал самые очевидные ловушки и кропил тропинку, которую протаптывал в обороне "Чувств/Сети". Радужное многоточие айса было каждый раз последним, что он видел перед собой, погружаясь в сон, а когда он просыпался, держа в объятиях Молли, хитросплетения айса мерещились ему в розовых лучах рассвета, проникающих в комнату сквозь решетчатую раму окна, и он сразу же шел прямо к деке и подключался. Он резал айс. Он работал. Он потерял счет дням.
Но иногда, когда он погружался в сон, особенно в те вечера, когда Молли отправлялась на свои разведывательные вылазки в компании "новых", образы Тибы возвращались и проплывали перед ним медленной чередой. Лица и неоновые огни Нинсея. Как-то раз ему привиделась Линда Ли, и он проснулся с ощущением неловкости от того, что никак не может вспомнить, кто она такая и что значила для него. В конце концов вспомнив это, он сел к деке, подключился и проработал двенадцать часов без перерыва.
На то, чтобы сделать лазейку сквозь айс "Чувств/Сети", у Кейса ушла примерно неделя.
– Я предполагал девять дней, – не скрывая удовольствия сказал Армитаж, когда Кейс изложил ему свой план налета. – Пожалуй, ты неплохо поработал.
