там монеты. Пахнут неведомыми прошлыми грешками, врожденной хитростью, легким самодовольством, трудолюбием, более-менее искренней преданностью приюту. А также потрошками из «Обжорки», ромом, «Торским светлым». Далее запах двоится…
Нюхач сделал паузу, во время которой Нилс облился потом.
Чем ближе было возвращение домой, тем смелее он предавался мечтам. Причем аскетичными эти мечты нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Сейчас этот проклятый нюхач-стукач с крючком вместо носа откроет свой рот и… прощайте обещанная лошадь, благодарность от города и родная деревня. За грешные помыслы – годовая епитимья, за укрывательство денег от мафии – ноги в бетон. И это будет вполне по-божески. Учитывая тот факт, что в приюте святого Паллы воля Бога и воля мафии вещают одними и теми же устами.
Хаспер внимательно уставился в красное лицо Нилса. Видимо, удовлетворившись ужасом своего обидчика, он вдруг вполне миролюбиво подмигнул ему и бодро продолжил:
– С одной стороны попахивает намерением вернуться домой, жениться на полной беловолосой женщине и завести пяток ребятишек. С другой… – Хаспер подмигнул еще раз,– ему противоречит желание непременно прославиться, заслужив иконописное изображение собственного лика с пятью цир-тонурами на голове и строку в святцах: святитель Нилс Торский, раскаявшийся грешник, покровитель экономных и бережливых.
Нилс замер. Грустно проводил застывшим взглядом Хаспера, который лукаво сверкнул ему глазами, поклонился настоятелю и ушел к себе.
– Значит, святитель Нилс Торский? – ласково осведомился настоятель.– Пять цир-тонур и нимб вокруг благостного лица? И одновременно супруг белокурой толстухи? Недурственное сочетание. Пятеро детишек, вероятно, родятся от святого духа. Ты случайно не страдаешь раздвоением личности, сын мой? Если нет, то пора бы и определиться.
Неожиданно для себя Нилс почувствовал, как страх и слабость отступают. Ведра с бетоном в разговоре пока не фигурировали, самые сокровенные мысли его были преданы огласке, других секретов он не имел, и терять ему было уже нечего. Оттолкнувшись от дна собственного унижения, Нилс стремительно понесся вверх, по пути обретая прежнюю уверенность в себе.
– Какого лешего? – коротко рыкнул он.– Пан приор, ваш нюхач просто-напросто врет! Сами говорите, он не особый специалист! Мало ли что брякнет – не верить же всему подряд. Мне бы только домой попасть. А там уж…
– Развернешь просветительскую деятельность,– любезно подсказал настоятель.– С белокурыми толстушками. Нехорошо, сын мой. Чем же тебе темноволосые худышки не угодили?
– Опять насмешничаете? – Нилс задрал голову к потолку кельи и укоризненно обратился к грубо намалеванному лику:– За что мне такое наказание, Господи? Какая нечистая сила дернула меня год назад залезть именно в эту повозку?
Хрупкий кусочек побелки мягко спланировал с потолка на лицо Нилса.
– Думаю, Господь таким образом сообщает, что год назад выбор у тебя был невелик, сын мой,– с плохо скрытой издевкой сказал настоятель.– Насколько я помню доклад своих подчиненных, в момент твоего забега по Крабской дороге, кроме нашей повозки ехал только катафалк. Но он, по очевидным причинам, не устроил тебя чересчур медленной скоростью. Вероятно, насчет монет за иконой в твоей келье Хаспер тоже ошибся?
– На сто процентов! – сухо отчеканил Нилс.– Не мое это, и чужого мне не надо, наверняка от предыдущего бедолаги осталось! Отслужившим по контракту при церкви ведь от города положено полпаунда в дорогу? Вот ими и обойдусь. Так я пошел?
– Скромен! – похвалил настоятель.– Только тороплив сверх меры. Тпру, сын мой! А станция?
– Вы издеваетесь? – заорал Нилс.– Сами ищите! У вас ведь здесь, оказывается, целая банда: и словесник, и врачеватель, и донор силы лучший в Каперии!
– Вот это темперамент! – развеселился настоятель.– Никто не издевается, сын мой! Невинные мечты свойственны каждому нормальному человеку. Твои еще вполне достойны, поверь опыту. Бог с ней, со строкой в Святцах. Лично я бы на твоем месте выбрал толстую белую женщину и ребятишек. Такие ценные гены, как у тебя, не должны погибнуть впустую. Без тебя, Нилс, нам не обойтись. Ни один из моей восьмерки не рискнет войти в подземку. Ты слышал про ворота, что пропускают всех, а выпускают только чистых, не прячущих на себе ценный металл или редкий камень?
– Допустим, слышал! И что? – запальчиво согласился Нилс, все еще не догадываясь, к чему клонит настоятель.
– Не все знают, что наравне с ценными металлами они чувствуют магию. Нюхач, боец или врачеватель – для ворот едино. Владеющий силой, кем бы он ни был, легко сможет войти в подземку – и остаться в ней навечно. Гномы всегда больше доверяли всяким разумным устройствам, чем живым охранникам, и не ошиблись – клейменным тавром нет ходу под землю.
– Стальная гильотина? – со знанием дела и неприкрытым злорадством уточнил монах, в данный момент полностью одобряя гномов.
– Если бы только она. Еще и удушающий газ. Теперь понимаешь, насколько мне важна твоя помощь?
Нилс набычился:
– Пан приор! Еще неизвестно, существует ли на самом деле эта станция! А если даже и существует, то сколько дней, недель или месяцев мне придется ее искать! Не губите, отпустите на волю! Домой хочу!
– Да иди! – разозлился настоятель.– Кто тебя держит? Я все понимаю, Верхние Кожемяки такое чудесное место, что даже две сотни паундов, пачка отпущений грехов с подписью кардинала и конь- трехлеток не сравнятся со счастьем вернуться туда на несколько дней раньше! Подумаешь – ерунда! И вправду иди!
Повисла тишина, во время которой стук собственного сердца показался монаху оглушительным. Приор ждал, нетерпеливо ковыряя изголовье Михайловой кровати. Светлый паучок несмело спустился из угла и, раскачиваясь на паутине, повис над его плечом.
– Ну да,– наконец недоверчиво буркнул Нилс, рассеянно отщелкивая паучка в сторону.– Пообещать-то легко! А потом, как станцию найду, окружите меня вашей бандитской командой и отберете все! Или просто сердце взглядом остановите. Я слышал, врачеватели это могут.
– А я слышал, что одна баба медведя родила,– ядовито сказал настоятель.
– Значит, ноги в бетон,– обреченно кивнул монах.– И концы в воду…
– Нет, надо же! – вскипел настоятель.– Дались всем эти ноги в бетон! Какой-то идиот глупость придумал, а остальные за ним, как попугаи, повторяют! К чему с бетоном возиться, сын мой наивный, не проще ли «каменный кулон» на шею? Эффект тот же!
– Пан приор!
– Ладно, Нилс,– вздохнул настоятель.– Уговорил, тебя не переупрямишь. Последняя уступка с моей стороны: перед ликами Господа и святого Паллы даю тебе свое самое крепкое и надежное слово, что не обману с наградой. И удерживать в приюте против воли не стану. Пошли-ка в мою комнату. До рассвета еще два часа, а у нас осталось еще одно немаловажное дело.
Оказавшись в келье настоятеля, Нилс впервые отметил мелочи, на которые совершенно не обращал внимания раньше. Скромные хоромы приора таили в себе отчетливое несоответствие формы и содержания, словно драгоценный заморский плод манго, крашенный под обычную картошку.
Изысканная резьба вьется по фасаду шкафа; скромное на вид, но поразительно мягкое и нежное на ощупь покрывало небрежно свисает с кровати; на полке стоят книги, обернутые в стандартные приютские бланки, сквозь прорехи которых блестит золотое тиснение; забытая на столе у окна чашка прозрачно светится тончайшим восточным фарфором.
– И что мне теперь… – осторожно начал Нилс, стараясь не слишком пялиться по сторонам.
– Держи.
– Что это? – Бумага с сургучной печатью, протянутая настоятелем, казалась такой хрупкой, что Нилс поторопился переложить ее на колени.
– Да ты раскрой.
– «В связи с тем, что податель сего владеет силой врачевать, оказывать ему всяческое содействие
