Хиж.
– Наа Хиж -230 сектор. Станция «3 „или «6“? – проскрипел диспетчер.
– Шесть! Поскорее! Последнюю, бортовой номер «904», нанимаю на оставшуюся сумму.
– Принято. «Фаб 197» – на пятнадцать минут. «Фаб 682» – на пятнадцать минут… – монотонно перечислял автомат. Называемые гравитолеты взмывали в небо, брали курс на северо-восток. Скоро на стоянке осталась лишь серебристая лодочка деветьсотчетвертого. Нифжи сгреб сдачу – горстку бесполезных зеленых жетонов и побежал к призывно мигавшей машине. Когда ищейки Нур, вышибив двери, высыпали на площадку, он был на недосягаемой высоте.
На западе, в ядовитой мгле промышленных выбросов плыл Рамб, словно колдовской глаз, мутный, воспаленный безвременным бдением. С непонятным чувством, щемящим грудь. Нифжи взирал на тусклый диск материнской звезды, потом повернулся к городу, который, будто гигантский спрут прилип к телу планеты и высасывал из неё последние соки жизни.
Здания, разорванные пропастями улиц, сросшиеся тысячами коммуникаций, эстакад и мостов представлялись панорамой устрашающих масштабов катастрофы, убогими и ничтожными были клочки парков и редки аллеи; как полчища прожорливых насекомых, жужжа, вибрируя, суетились машины и земля под ними, будто тело трухлявого пня, была изъедена опасным множеством червоточин. Справа черный и гладкий, так похожий на великую могильную плиту, блестел космодром.
Лишь теперь Нифжи осознал: в последние дни его единственным желанием было – бежать отсюда. Бежать без оглядки, дальше от города – чудовища. Он не мог больше выносить этот плен. Здесь не осталось ничего, кроме страха, истлевших фетишей и безумствующего духа саморазрушения.
– Прочь! Скорее прочь! – прикрикнул он на ждущую распоряжений машину.
– Команда не ясна. Уточните.
– Прямо!
Лента реки извивалась в жестких объятиях бетонных берегов. Под днищем гравитолета лениво проплывали одинаково серые призмы Слао Гурдж. Где-то там, у подножия близнецов – небоскребов, находился кибернетический центр, которому он отдал не один год жизни. Провожая здание с сотами темных окон, он набрал код кабинета геера.
– Тех Кост? Признаться, с тобой не так скучно. – На лице Полда Ши обозначилось пренебрежение. – Расстаться с жизнью в воздухе – совсем не дурная мысль. Как эффектно, если учесть, что ты заплатил за это столько денег!
– Я не намерен тебя забавлять, Полд Ши. Подними на ноги хоть всю службу Нур, ты не увидишь моей смерти. Я расстаюсь с тобой и остальным дерьмом, что вокруг.
– Тех Кост наивно надеется спрятаться в тихом уголке? Но таковых не существует! Я хочу, чтобы ты знал: мы не упускали тебя ни на минуту, даже когда ты затеял фокус с переодеванием. Ты весь под контролем. Оглянись. За тобой три гравитолета. Далеко ты собираешься бежать?
– Далеко. В пустыню, куда не распространяется власть мерзавцев. По вашей прихоти я создал основу «Великого удара». Я много отдал ради этой сумасшедшей идеи. Но и многому научился. Обмануть компьютер транспортной системы мне так же просто, как щелкнуть этим тумблером, чтобы никогда не видеть твое безобразное лицо. Когда вернется «Великий удар», вы вспомните обо мне. Прощай! И будь ты проклят!
Несколькими противоречивыми командами Нифжи заставил бортовой компьютер «Фаб 904» признать свою недееспособность – ступени допуска были преодолены, и теперь он вел хитроумный диалог с могучим электронным мозгом всеобщей транспортной системы.
Более часа «Фаб 904» мчался на максимальной скорости по гигантской дуге, смещение за которую воспрещалось всем видам транспортных средств. Используя тест схемы, заготовленные для «Великого удара», Нифжи методично и верно расшатывал логические блоки этого сложнейшего организма, управляющего по строгим законам разрешительных программ. Скоро ему удалось найти необходимую брешь. Каждый следующий ответ компьютер выдавал медленнее, словно часть его, следящая за взбунтовавшимся челноком, погружалась в гипнотический сон. Когда фразы произносимые мертвым голосом стали совершенно бессмысленны, Нифжи вновь обратился к бортовому компьютеру – «Фаб 904», заложив крутой вираж, взял курс на юго-запад. Теперь он был недостижим для метавшихся у невидимого предела гравитолетов Полда Ши. Раз и навсегда лопнули нити связывавшие его с миром, где вместо света смотрит из тьмы око недремлющей Нур, где честь каждого течёт грязью под тяжестью пирамиды, верхушка которой – Честь Семи; миром, который жаждет судить другие молотом старшего бога и потому обреченном.
За невидимой чертой остались бесформенные постройки периферии, трубы издыхавших чад «кузнец желаний». Некоторое время внизу проплывали пирамиды истлевших отбросов и впадины заполненные чем- то матово-черным.
Рамб лениво приближался к линии горизонта. На западе песчаные горы дрожали в огненном мареве. Уже не слепил глаза рыжий пепел земли, и внизу различались редкие, распятые зноем кустарники, белесые пятна сухой травы. Вспомнив карту, трехсотлетней давности, попавшуюся на глаза в информатории, Нифжи пустился на поиски древней магнитной дороги. Когда-то она, как и множество других, оплетавших сетью планету, вела к городам срединного материка. Теперь, не имея ничего общего с людьми, отторгнутая, забытая, она стала причудливым атрибутом пустыни, подобным руслам высохших рек или безжизненным руинам, пригоршнями ссора разбросанным по планете.
Однако Нифжи надеялся, что дорога послужит ему: локаторы, даже чуткие системы слежения спутников вряд ли способны выследить крошечную точку гравитолета на фоне стальной ленты. Он повел машину совсем низко. Полированные сухими ветрами плиты тускло поблескивали на солнце, то глубоко зарывались в рыхлых наносах. Иногда их след терялся, и Нифжи оставалось довериться приборам да изменчивым, далеким ориентирам. Стремительное бегство на запад безвозвратно уносило его в молчаливое царство песка и смерти. Он знал: никто и никогда не найдет его здесь; энергия батарей гравитолета скоро иссякнет – он останется один на один с пустыней без пищи, воды, баз надежды. Считанные дни, а может, часы отделяли его от времени, когда он сам превратится в ещё один атрибут Пустыни. Мысль эта доставляла необъяснимое удовольствие, собственная судьба перестала заботить его, будто страх и боль, либо винтики фальшивого счастья, – все, все это стерли, засылали бесконечные мили песка. Он молча готовился принять великую философию Смерти. Монотонный пейзаж и недвижимо застывший над горизонтом Рамб действовали сладким снотворным. Нифжи повернул лимб на сидении и прикрыл веки.
Неизвестно сколько прошло времени, когда он проснулся. Машина неслась на запад с той же скоростью, какой вращалась ленивая планета: солнце по – прежнему висело над извилистыми телами дюн. Бросив взгляд на индикатор заряда батарей, Нифжи подумал, что пришла пора избрать место, где он сможет провести грядущую ночь. Вряд ли последняя стоянка имела значение, но ему хотелось, чтобы она была отмечена чем-нибудь, кроме пыли и камней. Раздвигая предел видимости, он рискнул набрать высоту и скоро обнаружил белевшие вдали скалы, не то руины небольшого города. Когда он пристально вглядывался вперед, мерещились люди, расхаживающие между угловатых глыб, и чудом сохранившиеся зеленые деревья, но Нифжи Кост понимал: там лишь обман, игра раскаленного воздуха да длинных теней. Он не верил рассказам о иест-ги – людях пустоты, якобы скитающихся по выжженной земле и неведомым способом добывавших пищу и воду.
Близость останков давнего города тоже оказалась обманом: исчерпав ресурс батарей, так и не достигнув цели, гравитолет ткнулся в песок. Остаток пути Нифжи одолевал усталым шагом. Он успел до наступления ночи обойти несколько развалин, одинаково жалких снаружи и внутри. Единственными обитателями которых были крошечные рептилии и неизвестные, покрытые шипами существа. В разломах стен корчились металлические прутья, ветер гулял по пустым залам, и странно было видеть пробившуюся сквозь бетон траву, которая, возможно, уже не дождется следующего дождя.
Подгоняемый темнотой, Нифжи вернулся к обломкам гранитной колонны, где стелились бурые кусты лааб-гу, и лег прямо на песок. Он лежал с широко раскрытыми глазами, вслушивался в великую тишину и наблюдал появление звезд.
Сначала их было немого – десяток другой тусклых искр, будто в мглистом городском небе. Но долгие сумерки уступали ночи: звезды крупные и близкие, каких он не видел никогда, заполняли небо лишенной пределов пустыни. Зрелище было столь неправдоподобным, что Нифжи усомнился в его реальности. Звезды мерцали повсюду. Колючие ветви лааб-гу и черные трещины руин впитывали их свет, песок и застывший воздух слышали их голос. Всё сливалось воедино. В какой-то миг Пространство, Время теряли смысл,
