– Расскажи еще раз, что ты видишь, – попросил Орфу.
Европеец ехал на панцире, словно жокей на летающем слоне. Тесная кабельная связь позволила ионийцу скачать в банк памяти приятеля все сведения о греческом языке, а также «Илиаду» в течение считанных секунд.
– Вожди троянцев и ахейцев ведут переговоры на вершине утеса, – отозвался Манмут. – Мы с тобой находимся за греческим флангом. Впереди – Ахиллес, Хокенберри, Одиссей, Диомед, Большой и Малый Аяксы, Нестор, Идоменей, Фоас Андремонид, Тлеполем, Нирей, Махаон, Полипет, Мерион и дюжина других воинов, имена которых я еще не запомнил.
– А что с Агамемноном и Менелаем?
– Остались в лагере, сейчас о них заботится целитель. Братья приходят в себя после поединка с быстроногим Пелидом. Говорят, у них переломаны ребра, на теле порезы и синяки, у младшего даже контузия от удара щитом по голове, но в общем ничего опасного для жизни. Схолиаст утверждает, что через два-три дня Асклепий поставит обоих на ноги.
– Медицина здесь хоть куда, – хмыкнул краб. – Вот бы и мне вернули руки, зрение…
Бывший капитан не нашелся что сказать.
– А как там троянцы? – воскликнул Орфу. В этот день его голос звучал будто у земного ребенка – весело, жизнерадостно, почти ликующе. – Кто у нас от Илиона?
Маленький европеец поднялся на ноги, чтобы бросить взгляд поверх косматых аргивских гребней.
– Главный у них, разумеется, Гектор. Трудно не заметить в толпе его ярко блещущий шлем с огненным гребнем из конской гривы, а тем более – багровую накидку с капюшоном. Если не ошибаюсь, благородный герой вызывает бессмертных на битву.
Немногим ранее Манмут передал товарищу рассказ Хокенберри о сцене, произошедшей после полудня. Анхизид и его супруга Андромаха прошествовали мимо несметных троянских ратей, выставив на всеобщее обозрение изувеченное тело мертвого Скамандрия. Если у тысяч ахейцев по-прежнему оставались мысли о черных судах и бегстве в открытое море, то илионцы после мрачной процессии единодушно воспылали ненавистью к богам и были готовы драться с Олимпийцами хоть голыми руками.
– Кто с Гектором? – поинтересовался краб.
– Ближе всех стоит Парис. Потом старый советник Антенор и сам царь Приам. Правда, они держатся особняком и не разговаривают с военачальником.
– Помнится, Антеноровы сыновья, Акамас и Архелох, оба уже пали от руки Аякса Теламонида, – заметил Орфу.
– Да уж, после всего случившегося нелегко пожимать друг другу предплечья словно ни в чем не бывало. И все же я сам видел, как Теламонид преспокойно беседовал со старцем.
– Прирожденные бойцы, что ты хочешь, – откликнулся иониец. – Они растят сыновей для сражений и возможной гибели. Кого еще ты видишь возле Гектора?
– Энея, к примеру.
– А, «Энеида»… – мечтательно протянул товарищ. – Этот храбрец единственный должен… был… выжить из царственной династии. Покинуть пылающий город вместе с кучкой уцелевших и маленьким сыном Асканием. В конце концов их потомки должны… были основать будущий Рим, и согласно Вергилию…
– Может, не стоит развивать эту тему? – вмешался Манмут. – Как выражается наш друг Хокенберри, нынче карты смешались. Что-то я не припомню в твоем варианте «Илиады» такого места, где бы греки с троянцами объединились для крестового похода на Олимп.
– И верно, – поддакнул Орфу. – Значит, Эней, Парис, Антенор, старый Приам и?..
– Еще Офрионей, жених Кассандры.
– О боже, – выдохнул гигантский краб. – Не сегодня-завтра парня ожидала смерть. Жестокий бой за черные корабли.
– Карты смешались, – повторил европеец. – Похоже, не будет никакого боя за корабли.
– Ладно, дальше?
– Деифоб, сын Приама. Доспехи начищены так, что без поляризующих фильтров и не взглянешь. А рядом – дружок царского зятя Педея, этот, как его… Имбрий.
– Имбрий? Ну и дела, – подивился Орфу. – А ведь через несколько часов копье Тевкра …
– Кончай, а? – занервничал собеседник. – Неровен час, подслушает кто-нибудь.
– Это по кабельной-то связи? Не думаю, старина. Или ты утаил от меня особенности местных технологий?
– И все равно неприятно, – заупрямился любитель Шекспира. – Тут каждый второй обречен пасть через день-два, если верить твоей дурацкой «Илиаде».
– Во-первых, это не моя дурацкая «Илиада», – возмутился товарищ. – И потом…
– …карты смешались, – подытожил европеец. – Вот так так!
– А что?
– Переговоры закончены. Ахиллес и Гектор выступают вперед и пожимают друг другу предплечья… О господи!
– Что такое?
– Разве не слышишь? – ахнул Манмут.
– Нет.
– Прости, прости, – спохватился товарищ. – Мне очень стыдно. Это я так, в переносном смысле…
– Да скажешь ты или нет? – гаркнул иониец. – Чего я не слышал?
– Боже правый, оглохнуть можно. Сотни тысяч троянцев и ахеян вместе разражаются кличами, размахивают знаменами, потрясают клинками и копьями. Ликующая толпа устремляется в Илион. Люди на городской стене – Андромаха, Елена и другие – они тоже вопят от радости. Греки, что неуверенно ждали решения вождя на берегу, теперь вышли к окопам и торжествующе кричат в ответ. Ну и шумиха!
– Ну, тебе-то нет необходимости голосить, – сухо проронил Орфу. –
