Илион

отвесно, как будто великан потягивает лимонад через гигантскую соломинку! А дальше – боковое движение, не менее ошеломляющее, по трубочкам толщиной в одну-единственную молекулу, по ветвям в пятьдесят, шестьдесят и семьдесят футов, и при этом нескончаемое всасывание питательных веществ…

Собиратель бабочек отвернулся: солнечное сияние, льющееся с неба, на глазах обратилось в дискретный дождь мощной энергии; вот его впитывают зеленые иглы, а вот он падает на перегной под ногами человека и согревает колонии бактерий – при желании коллекционер мог бы сосчитать их! Окружающий мир захлестывал его мозг потоком информации, волнами данных, где миллионы микроэкологий разом воздействовали друг на друга, обмениваясь жизненной силой, где даже смерть стала частью изумительного танца рождений, преобразований, воспроизведения, роста, голода и его утоления.

На противоположной стороне опушки истлевала полузарытая в перегной мышь. От полевки остались буквально кожа да кости, но и ее тельце мерцало алым маячком жизни – в нем пировали бактерии, созревали мушиные личинки, прогретые послеполуденным светом, и сложные протеиновые белки медленно растворялись, продолжая существование на молекулярном уровне, и кроме того…

Ловя воздух ртом, почти задыхаясь, несчастный Даэман устремил глаза в другую сторону, тщетно пытаясь избавиться от видения, хотя везде было все то же: энергия свершала свои приливы и отливы, клетки поглощали пищу, неуемно двигались молекулы в прозрачных деревьях, земля жарко дышала, небо низвергало пылающие потоки солнечных лучей и радиопосланий от далеких звезд.

Мужчина вскрикнул и закрыл лицо руками. Только слишком поздно: он уже успел разглядеть Сейви. Непостижимая галактика жизни таилась в этом старческом теле – полыхала в нейронах мозга под покровом ухмыляющегося черепа, молниями пронзала нервы глазной сетчатки, копошилась в кишечнике миллиардами бесстрастных, занятых самими собою форм…

В испуге отводя взор, Даэман допустил еще более чудовищную ошибку. Он невольно посмотрел вниз, на себя, сквозь себя, увидел собственную связь с воздухом, землей и небесами.

– Отменить! – рявкнула Вечная Жидовка.

Разум ее спутника покорно повторил команду.

Внезапно блистающий полдень с его светом, изливающимся на кроны деревьев и усыпанную иглами почву, показался мужчине кромешной полуночью. Трясущиеся ноги подкосились. Собиратель бабочек сполз по краю соньера, повалился на живот, раскинул руки, вжавшись лицом и ладонями в землю.

Сейви присела рядом на корточки и похлопала его по плечу.

– Мне надо идти, – мягко сказала она. – Ты отдохни пока. А я приведу остальных.

Ада не сразу осмелилась отправиться с Харманом на прогулку: девушку беспокоило, не рассердится ли Сейви, что все разбежались. С другой стороны, Ханна без зазрения совести последовала за Одиссеем, оставаться у летучего диска наедине с кузеном совершенно не хотелось, и к тому же когда еще выпадет удобная минутка побеседовать с новым возлюбленным наедине?

Пара перебралась через холм и двинулась вдоль небольшого ручья. Лес наполняли птичьи трели, однако животных крупнее белки на пути не встречалось. Харман шел молча, погруженный в собственные мысли; лишь раз он и прикоснулся к своей спутнице – протянул руку, помогая пересечь ручей. «Неужели наша ночь на двоих была ошибкой, обидным просчетом?» – начала мучиться Ада. Но когда путники остановились у подножия десятифутового водопада и блуждающий взгляд мужчины сосредоточился на девушке, та ощутила такой прилив нежности, что сразу поняла: нет, не зря, а к счастью, сделались они любовниками.

– Ада, – заговорил Харман, – ты знаешь своего отца?

Девушка ждала чего угодно, только не этого. Не то чтобы вопрос нарушал какое-либо табу, теоретически многие люди «знали» своих отцов, и все же… о подобном редко спрашивали.

– Ты имеешь в виду, известно ли мне, кем он был? – уточнила она.

Девяностодевятилетний путешественник покачал головой:

– Да нет же. Вы когда-нибудь виделись?

– Нет. Мама однажды упоминала его имя, хотя, по-моему, несколько лет назад он… достиг Пятой Двадцатки.

«Вознесся на кольца», – чуть не вырвалось у нее по привычке.

Сердце девушки тревожно забилось. Почему он спрашивает? Может ли получиться, что… Ну да, порой случалось и такое. Молоденькие девушки занимались любовью со взрослыми партнерами, которые оказывались их анонимными «сперм-отцами». Интимные связи между родственниками более не запрещались: дети от подобных связей никогда не рождались, а вступить в отношения с братом было бы просто невозможно, ибо каждая женщина воспроизводила только одного ребенка. Но как неприятно даже думать об этом!

– Я вот ни разу не встречал отца, – продолжал Харман. – Сейви утверждает, будто бы раньше, в Потерянную Эпоху и даже чуть позднее, они играли в жизни детей почти столь же важную роль, как и матери.

– С трудом верится, – по-прежнему смущенно откликнулась Ада.

К чему он клонит? Уж не хочет ли сказать, что слишком стар для нее? Это же глупости!

Недавний именинник тронулся дальше в лес; хозяйка Ардис-холла побрела следом. Тень освежала прохладой, хотя сосновый запах сильнее дурманил голову. Позади негромко журчал водопад. Неожиданно девушка подскочила и смятенно заозиралась. Спутник шагнул к ней:

– Услышала что-нибудь?

– Н-нет. Просто… Как-то все неправильно.

– Здесь нет сервиторов. И войниксов тоже.

Вот оно что, догадалась Ада. Они остались одни. Совершенно одни. Было нечто пугающее в этом незнакомом чувстве. Безо всякой причины девушку передернуло.

– А ты найдешь дорогу обратно?

– Не сомневайся, – кивнул спутник. – Я делал пометки на земле и внимательно следил за солнцем. Вон там, – он указал концом палки, которую использовал как посох, – за холмом наша опушка.

Ада улыбнулась, хотя и не очень убежденно. Затем снова попробовала включить напульсную функцию поиска. Та не работала. Девушка и прежде гуляла в лесах, неподалеку от собственного особняка, однако ни разу – без вездесущего сервитора, что показал бы дорогу домой, или без охранника-войникса. Впрочем, сейчас Аду беспокоило иное.

– Почему ты завел речь об отцах?

Пара спустилась по холму и углубилась в чащу секвой, в благоговейный, словно с соборе, полумрак, пронизываемый острыми лучами. Мужчина не сводил взгляда с юной спутницы.

– Сейви кое-что сказала мне утром, – признался он. – Я ведь и впрямь гожусь тебе в деды. И этот отчаянный поиск лазарета, и наша связь может означать всего лишь… отрицание моего возраста. Нежелание признать Пятую Двадцатку.

Девушку немедля охватил гнев («да как смеет эта старуха… ей-то какое дело!»), тут же сменившийся досадным уколом ревности: стало быть, утром он торопился покинуть их теплую постель вовсе не из обыкновения вставать рано.

И что же такого важного могла сообщить Вечная Жидовка в подобную рань? Разве нельзя наговориться по пути к Средиземному Бассейну… Между прочим, даже в этом путешествии Сейви беззастенчиво заняла ее, Ады, место!

Хозяйка Ардис-холла всмотрелась в лицо Хармана, столь моложавого в сравнении с Одиссеем, с его жуткими «куриными лапами» у глаз и сединой, и поняла: собеседник не заметил ни злости, ни ревности. А ведь он был таким чутким, таким отзывчивым! Неужели его прежняя сердечность – лишь часть заученной игры, прелюдия к постельным утехам, не более? Девушке не хотелось этому верить, но когда же влюбленные безумцы не совершали ошибок?

– Тебе известно, как женщины решают забеременеть? – невпопад ляпнул спутник, рассеянно водя концом палки по земле.

Ада замерла на месте. Вот беспардонность!

Харман тоже остановился и поглядел на нее, будто ни в чем не бывало.

– Я имею в виду, как это происходит? – повторил он, словно мужчины каждый